Прощание взбудоражило меня так, что всю дорогу от Цика до Вены я, прижавшись виском к холодному вагонному стеклу, смотрел назад — туда, где остался вокзал и где, быть может, все еще стояла, держа велосипед, моя подруга, насквозь пронизанная дрожью, с языком, прилипшим к губам там, куда я ее поцеловал.
В час ночи я, замерзший, уставший, но все еще сотрясаемый дрожью, пересел в Вене на поезд, который следовал в мой родной город. В вагоне я был один. Я съежился в углу у окна и опять стал смотреть назад, пытаясь воскресить в памяти лицо Марии. Временами, когда попытка удавалась, я мысленно разговаривал с ней и воображал, что она может меня услышать.
На первой же станции после Вены в вагон вошел еще один пассажир. Едва усевшись, он распаковал сверток с едой и приступил к трапезе. Я попеременно слышал то шуршание бумаги, в которую были завернуты бутерброды, то энергичные звуки, производимые его зубами, которыми он сначала раскусывал, потом размалывал одну редиску за другой, — и мне казалось, будто эти зубы вгрызаются в меня самого. Хоть я и сказал себе, что не буду спать всю ночь, однако та невозмутимая самодостаточность, с какою сосед — по-видимому, вообще не заметивший моего присутствия, — сосредоточился на поедании пищи, подействовала на меня успокоительно, и я сам не заметил, как мое перевозбуждение сменилось сном.
Лишь когда поезд прибыл на главный вокзал моего города, я вновь очнулся; как в полусне, достал из багажной сетки чемоданы и, поеживаясь от холода, отправился домой. Уже рассветало, но фонари еще горели, и от этого пустая площадь перед вокзалом напоминала замерзший пруд, облитый призрачным светом.
Я еще раз окинул взглядом невзрачный трактир. И опять мне бросилась в глаза газета с рекламой, лежавшая между рам. «Поезда ходят в любую погоду!» — произнес я вслух и кивнул головой. От тетушки я уже знал, что отец моей тогдашней подруги скончался года два назад, и с тех пор она жила вместе с одним из троюродных братьев, который приехал в Цик, как «заместитель» покойного, из одной деревушки на юге. Дома у него уже имелась жена, и он, не в состоянии сделать окончательный выбор между ними, все время ездил из Цика к себе на родину и обратно. Мария, уставшая от всей этой кутерьмы, незадолго до моего приезда уехала в мой родной город, чтобы провести лето со своей сестрой и племянником.
Вот так и получилось, что мы поменялись ролями.
Обратный путь
Обратная дорога в деревню вела между невысоких холмов, она врезалась в них, образуя что-то вроде извилистой канавы, на дне которой царило почти полное безветрие. Откосы с обеих сторон поросли травой, которая уже совсем пожухла и выгорела от солнца; между кустиками травы проглядывала бурая песчаная почва. Я думал о своей подруге и о том, как однажды, в кинозале, обещал ей, что мы непременно поженимся. Мое давнее обещание — я чувствовал — не утратило силу и поныне, а та несчастливая связь, в которую она (судя по намекам тетушки) вступила с троюродным братом, только укрепляла во мне эту уверенность. Возможно, думал я, она ждала меня все эти годы, но я так и не вернулся, не сдержал обещания, оттого-то она и связалась с тем парнем; возможно, после того, как скончался мой дядюшка, она поняла, что теперь я приеду, чтобы заместить его, и мысль о том, насколько тягостным было бы для нее — после совершенного ею постыдного промаха — свидание со мной, подкрепила ее решение уехать.