Он перебил сам себя.
«Бросается в глаза, — сказал он со всей серьезностью и наполнил свой бокал до краев, — и на это следовало бы обратить внимание тем, кто потешается над обычаем размена: сколько бы в таких случаях ни было выпито, однако еще ни разу не случалось, чтобы кто-то встал из-за стола менее трезвым, чем сел за него». Он показал пальцем на бокал, стоявший перед ним. «От этого вина не пьянеют! — пояснил он. — Наши дети его пьют, и оно не причиняет им вреда! И наши женщины! — он опять посмотрел на меня и, помолчав, добавил: — Да, в особенности женщины».
«Между прочим, знаете, как меня звали, когда я был крестным? — я отрицательно покачал головой, однако он кивнул с таким видом, будто я уже произнес имя и ему оставалось только подтвердить: — “Семь-озер-а-воды-нет”! Редкое имя. Встречается нечасто, с разрывами в несколько поколений, — он задумался. — Это имя упоминается в одной легенде, — веско вымолвил он. — Она повествует об одном анохи, который, как утверждают, велел вырыть себе сидячую могилу и через отверстие для душ спустился к умершим. И провел он там, внизу, год и один день. А целью его было выведать у мертвых, каким образом им удается мирно уживаться друг с другом. Когда он возвратился из своего странствия, другие биреши стали расспрашивать его, что ему там довелось увидеть, но этот схороненный заживо постоянно повторял одни и те же пять слов: “Семь озер, а воды нет!” Ну, да не важно!»
Литфас резко поднялся с места. Нимало не смущаясь, он отворил заднюю дверь и, встав в дверном проеме, помочился.
«Вы давеча упомянули Рака, не так ли?» — спросил он меня через плечо. Затем стряхнул последние капли со своего члена и вернулся в комнату. Прежде чем снова усесться, он по-женски оправил спереди ночную рубашку.
«Рак, — сказал он. — Рак и Анна». Он помолчал, потом спросил задумчиво: «Знаете, как мы говорим, если кто-то разом лишится всего, чем владел?»
Я покачал головой.
«Бог пораскинул мозгами!» — закончил он глухо. Затем, скорее, в порядке констатации, чем вопроса, прибавил: «Вы знаете Анну?»
Я кивнул.
«Анна когда-то была моей женой, — пояснил он. — Я тогда, в Тадтене, во время потлача проиграл ее в кости».
Однорукий резко опустил свой бокал на стол. Я вздрогнул. Мне опять вспомнились слова Рака: «Женщина, доставшаяся мне по воле жребия, потому что так выпали кости на игральном столе», — говорил тот мне сегодня утром.
«Когда я спросил вас, о чем же я, по-вашему, думал, — прервал однорукий мои воспоминания, — я думал о Раке. Понимаете?»
Седьмой продолжительный разговор