, — говорилось в ней.
«Однако к делу, — продолжал Люмьер. — Я к вам пришел (как там говорится в басне про рыб и лисицу?>17) как друг, — он откашлялся и снова присел на стул рядом с моей постелью, — без задних мыслей и предубеждений».
У Люмьера дурно пахло изо рта. Я отвернулся к стенке, тяжело дыша под тяжелыми, влажными простынями.
«Пусть вам, с учетом очевидного и принципиального, на первый взгляд, конфликта наших интересов, — продолжал крестный, слегка повысив голос, — это, возможно, покажется неправдоподобным…» — «Конфликта наших интересов!», — думал я про себя. Он мог бы, пожалуй, с успехом рекламировать бритвенные принадлежности.
«…однако, — великодушно прибавил он, — поверьте мне: это так и есть». Он лгал. Я чуть приподнялся на подушках и хотел было его высмеять, но от слабости тут же повалился обратно.
«Знаю, это непросто! — воскликнул Люмьер, неверно истолковавший мою реакцию, и задумчиво покачал головой. — Ваше положение среди нас — не самое завидное. Вы в значительной мере лишились той симпатии, с какою мы отнеслись к вам вначале. Теперь вам нужно будет поднапрячься вдвойне!»
Как будто желая приободрить меня своими речами, он положил мне на колено левую руку. Меня передернуло. Когда я рефлексивно выпрямил ногу, он сразу убрал свои пальцы. Тем не менее меня пробирала дрожь от омерзительной мысли, что от краткого прикосновения его руки к одеялу над моим телом растеклась ядовитая жидкость, которая теперь, разъедая ткань, просачивается ко мне. Я до носа натянул одеяло, все еще содрогаясь от отвращения.
«А теперь поговорим серьезно», — опять заговорил крестный, изучая свои ногти. Он огляделся, словно что-то искал. И наконец нашел: стоявшее на подоконнике блюдце, на котором тетушка оставляла лекарства, предназначавшиеся для ночного приема. Он встал — причем выглядело это примерно так, будто кто-то другой, невидимый, вдруг поднял его с места и переместил к окну, — и принес блюдечко. То, что на нем лежало, он аккуратно составил на подоконник. Бутылочка упала на пол и покатилась. Он поспешно догнал ее и поднял. Вернувшись к постели, он закурил сигарету, используя блюдце в качестве пепельницы.
«Я пришел к вам по поручению комиссии, занимающейся оказанием временной помощи при реабилитации», — произнес он. «Что это такое? — он выдержал паузу и сам ответил на собственный вопрос: — Помощь при реабилитации — относительно молодая организация, возникшая в первой трети прошлого века, в то время, когда началась первая большая миграция бирешей, покидавших родные общины». Он сильно втянул носом воздух и уставился на меня сквозь стекла своих очков, как слепой. Все, что он говорил, было заучено наизусть. Посреди равномерного течения его речи иногда вдруг высовывались, в самых неожиданных местах, подобно руке утопающего, отдельные слова, произнесенные будто бы с неверным ударением. «Речь, стало быть, идет о помощи, призванной обеспечить реинтеграцию, — доносились до моего слуха слова крестного. — И цель ее состоит в том, чтобы обеспечить таким вот неопытным, вновь возвращающимся людям из рода бирешек, к которым относитесь и вы тоже…»