— Поглядим на тебя! Умник!
На этом разговор прекратился. Мазин откинулся в кресле и закрыл глаза, давая себе несколько минут отдыха перед посадкой; второй пилот положил руки на штурвал и строго вглядывался по курсу: перед ним раскинулось все то же небо, чернота и звезды: помигивая маяком, красно отсвечивал встречный самолет, и второй долго на него глядел, думая о той силе, что гнала людей даже ночью, когда самой природой положено спать и видеть хорошие сны; что даже простой полет, в котором нет ни отказов ни сложностей, связанных с погодой, требует так много сил, и вспомнил привычные слова механика об инфаркте. Ему захотелось сказать, что было такое время, когда все полеты начинались утром. Он оглянулся на механика, но отчего-то промолчал; решил, наверное, что механик и сам об этом знает, и продолжал вглядываться вперед.
Выходной день Мазин провел дома, ходил по квартире, думал и к вечеру понял, что должен лететь к Стеше. Понятно, она его не ждала, да и глупо было ни с того ни с сего заявиться к ней после четырех лет, но поступить иначе он не мог. Он понимал, что все против него, и тем не менее отправился к командиру эскадрильи. Ничего не объясняя, он сказал, что ему надо пять свободных дней. Командир помолчал, потом крепко выругался и ответил Мазину, что если такие задачки будет подкидывать каждый командир корабля, то он сойдет с ума.
— Ты знаешь, что работать некому, — говорил он каким-то противно дребезжащим голосом, какой бывает у вертолетчиков от вибрации. — График составлен… В августе все летали без выходных, кого же я тебе найду в замену… Слушай, — сказал он помягче, — ты подождать не можешь?
Мазин ответил, что ждать не может; они долго еще толковали, и в конце концов, сдавшись, командир эскадрильи согласился что-нибудь придумать.
— Завтра ты выходной, — сказал он. — А на послезавтра найди замену. Дальше — моя забота.
Он назвал экипажи, которые не работали послезавтра, и они расстались. Среди этих свободных был и Корнеев, но его-то Мазин оставил на крайний случай. Корнеев, по определению летчиков объединенного авиаотряда, был «жуликоватый мужик», он всегда ухитрялся вырвать рейсы получше, увильнуть от какой-нибудь общественной работы, к тому же имел неприятную привычку интересоваться личной жизнью других больше, чем своей собственной. Мазин понимал, что Корнеев, если и отработает вместо него, будет напоминать об этом три года, и все же, не найдя замены, пошел к нему.
Корнеев встретил его преувеличенно ласково, назвал по имени-отчеству и даже по плечу похлопал, показывая, как он рад гостю, но Мазин, знавший, что такие, как Корнеев, всегда встречают ласково, чтобы легче было отказать, понял, что пришел напрасно. Рассказав, что и как, он строго поглядел на Корнеева.