Сравнивая части скелетов разных эпох, антропологи узнают об изменениях человеческих привычек. Например, после того как наши предки научились добывать огонь и начали готовить пищу, челюсти у человека стали тоньше и слабее: мясо и корни, прошедшие тепловую обработку, легче жевать. Наши бедренные кости теперь тоньше, чем всего несколько сотен лет назад, – вероятно, это связано с изменением рода деятельности.
Мне кажется, что работа у антропологов несладкая. Им приходится иметь дело с каннибализмом, межвидовым скрещиванием, геноцидом. Судя по тому, что я вижу в сериале Nova и журнале National Geographic, значительную часть своей жизни антропологи проводят, сидя на корточках или со скрещенными по-турецки ногами, а то и лежа на боку в прямоугольной яме где-нибудь под Тимбукту, скрупулезно добывая обломки своих сокровищ зубочистками и маленькими кисточками. Такое занятие рано или поздно может вывести человека из себя. Был случай, когда местные землекопы намеренно начали дробить реликвии, поскольку им платили за каждый артефакт. Учитывая все это, я не удивляюсь тому, что первооткрыватели жаждут славы, а чрезмерно усердные репортеры раздувают из их находок сенсации. К примеру, я был настроен весьма скептически, когда прочел заметку про слепок мальчика, найденный в банях Помпей. Писали, что в момент извержения малыш искал там своих родителей. Как трогательно. А если он просто решил сходить в туалет? Такой сценарий вряд ли приведет к волне интервью и постоянному финансированию работ. В могилах нередко обнаруживают останки двух человек, как будто слившихся в объятиях. Это очень мило и сводит с ума новостные СМИ, но никто по-настоящему не знает, каким образом эти скелеты оказались в таком положении, и менее красивые теории не привлекают никакого внимания. Буйное воображение в данном случае развлекает обывателей и не приносит особого вреда.
В конце XIX века все было не так безобидно. Изучение костей в тот период вышло далеко за пределы френологии – теории, согласно которой по форме черепа можно определить характер и умственные способности человека. Антропологи – тогда они были исключительно белыми мужчинами – сбились с пути истинного и начали придумывать факты в поддержку своей любимой концепции, доказывая, что их раса выше всех остальных. Эти «ученые» находили десятки и тысячи черепов, измеряли их объем и на этом основании делали выводы о размерах мозга и интеллектуальном превосходстве. Французский анатом и антрополог Поль Брока пришел к следующему заключению: «В целом у мужчин головной мозг крупнее, чем у женщин, у выдающихся мужчин крупнее, чем у мужчин со средними способностями, а у высших рас крупнее, чем у низших. При прочих равных условиях между развитием ума и объемом головного мозга существует заметная связь». Какая ошибка! Тем временем музеи – и в США, и в Европе – дружно принялись собирать останки индейцев (около миллиона фрагментов), а также меньшие по числу экспонатов, но все равно впечатляющие коллекции останков белых, негров и представителей аборигенных народов со всего света. Музеи крупных городов стремились перещеголять друг друга и сравнивали размеры своих «комнат костей» – этические соображения никого не волновали. Эта сомнительная мода утихла лишь накануне Второй мировой войны. Кое-где «комнаты костей» сохранились, но теперь их используют для изучения происхождения и эволюции человека, а не для оправдания расового неравенства.