— Знаю, — кивнув нечёсаной головой, вздохнул Ерофей.
— А если знаешь, то чем полагаешь заниматься? К чему твоя душа лежит? Ремесло какое освоить хочешь? — настаивал на ответе старик.
— В Академии на чародейских воев учат, — потупившись, но не снижая голоса, ответил парень. — Хотел бы…
Дед удивлённо поднял брови, поиграл губами, потянулся было затылок почесать под жиденьким, стянутым чёрной лентой хвостом, но не стал.
— Дар у тебя есть? — осторожно спросил Осей.
Вместо ответа парень раскрыл ладонь. Над ней ровным жемчужным светом сиял шарик величиной с теннисный мяч.
Не знаю, что это должно было значить, но брови мэтра поползли ещё выше.
— Даже та-а-ак… — прошептал он и, не отводя глаз от Ерофея, спешно допил чай.
После чего суетливо заторопился, объясняя спешку тем, что опаздывает. Я проводила деда и, не заходя в гостиную, поднялась в его комнату, чтобы собрать и вынести на улицу постель старика. Кажется, впервые за всё время всерьёз пожалела, что голоса нет. Хотелось орать. Громко, может быть даже матом.
От одного жениха едва-едва сбежала, как второй нарисовался. Что им всем неймётся? Гормоны работу мозга блокируют? Я ещё маленькая! Ну, не сознание мое, понятное дело, а тело, подаренное судьбой. Не собираюсь свой второй шанс потратить на раннюю беременность, тяжёлые роды и смерть от послеродовой горячки.
Руки чесались взять что-нибудь тяжёлое и пойти отбить охоту к женитьбе у притихшего приятеля. Останавливало воспоминание о жемчужном файерболе над рукой Ерофея и реакция на него Осея. Если парень и вправду неслабо одарён, то загребут его в Академию. А учатся там, дайте светлые боги памяти, шесть лет.
Уж точно не до женитьбы всё это время будет.
Перехватил меня Ерофей на лестнице, когда из-за вороха постельного белья не видя ступеней, я медленно спускалась в прихожую. Взял сверток в одну руку, вторую подал мне, намереваясь поддержать. Но я помощь не приняла. Сузив глаза, зло зыркнула на парня и проскользнула мимо него во двор.
— Даша, не бойся — не обижу. — Дежавю? Пётр, помнится, так же говорил. — И никому не позволю обидеть.
Резко поворачиваюсь, чуть не столкнувшись с идущим следом «женихом», и пальцем тычу в подбитый глаз. Насыщенный фиолетовый цвет местами позеленел и стал по краям жёлтым. Отёк спал, но вид у парня всё ещё далёк от пристойного.
— Ему больше досталось, — дёрнул головой Ерофей, но, увидев, что я брови хмурю, признался. — Сын ткача. Я его на крыльце вашем заприметил. Спрашиваю, чего надо? Ну, мало ли. Осей Глебович в Академии всеми днями, ты одна дома, а тут всякие шляются.