Закручинилась женщина, да делать нечего, надо жизнь новую начинать. Кинулась убирать палаты трехкомнатные, шторы шить да скатерти покупать.
– Не бывать здесь больше посуды бумажной одноразовой. Будете жить как в лучших домах Лондона и Парижа.
Ожил дом, цветы появились на подоконниках, посуда заблестела, картины на стенах глаза радовать стали. Жить бы наконец да не тужить. Только вот беда, отвыкли они друг от друга и не притянутся никак. А тут еще обнаружилось, как что не по мужичку, так замолкает он надолго. И тогда о какой уж тут постели мечтать, выжить бы на этом тихом кладбище. Кабы знала бабенка, кабы ведала, не пошла бы замуж ни за какие богатства.
И вроде все хорошо – и дом уютный, теплый, и муж заботливый, непьющий, и потакает ей, как раньше, во всем, и уж дошло до того, что и готовить сам стал – не утруждай себя, милая, занимайся своими делами. Ну чем не мечта жизнь такая. Только вот для русской-то бабенки как раз и не мечта такая жизнь. Наша благоверная должна сама обихаживать своего любимого и от этого радость испытывать необыкновенную. Чтоб сидеть смотреть, как твой желанный ест с аппетитом, блюда тобой приготовленные нахваливает, как потом рассказывает новости, за день происшедшие. Посмеялись бы о чем-то, да в обнимку и в спаленку.
Но не тут-то было. Бабенка рассказывает по вечерам, как день прошел, что нового, интересного услышала. Бывало, и не поймет, что мужичок опять в молчанку ушел. Не мог он ей, оказывается, простить, что она смела ему замечания делать.
– Ну и что, что я размахиваю во все стороны перед носом гостя ножом и вилкой, мой дом, что хочу, то и делаю. Пил пиво из бутылки, а не из стакана, и буду пить, хоть в ресторане, хоть на великосветском приеме.
Так и спать стали в разных комнатах. В первый год три месяца пост оказался, дальше – больше. На пятый год совместной жизни уже по семь месяцев мужик один спал. Звала она его, да не могла дозваться. А жизнь текла своим чередом. Все было вроде нормально. И в гости ходили, и путешествовали. И цветы дарил огромными букетами, один за другим, и в любви объясняться не уставал, когда время воздержания проходило.
Толстеть стала женщина, стало ей страшно, что не рвется уже она к жизни новой. Разве о таком она мечтала, когда ехала за тридевять земель в страну далекую? Разве в том радость жизненная, чтобы поесть вволю да поспать на диване мягком?
«Нет уж, это не для меня», – решила бабенка.
– Давай будем откладывать понемногу денежку. Сколько можно тратить на еду заморскую диковинную? Почему ты не ешь нормальной пищи, а все тебе икру подавай да деликатесы каждый день? Так ведь только на унитаз и работаешь.