Вызвала такси и поехала в печали. Я еще не догадывалась, что это только цветочки, ягодки ждали меня впереди.
Лениво перезванивались несколько дней, тревога нарастала – когда же его операция. И в ответ на мой повышенный тон протянул:
– Позвонишь завтра, а я скажу тебе, что операция была сегодня.
Лев не умеет разговаривать обычным языком, его фразы нужно разгадывать и переосмысливать. Это не очень приятная задача, частенько чувствуешь себя беспросветной дурой. Итак, операция уже завтра. Как могла, пожелала не бояться и позвонить мне, как только почувствует себя нормально после наркоза. Вяло обещал, надежды на звонок было мало. В каком госпитале будет лежать, тоже не сказал, надеялся на быструю выписку.
А ведь я так страстно мечтала посидеть у его постели, погладить по руке хотя бы, поцеловать… Надежды были призрачны, лишь сплошные бесплотные мечтания.
Позвонил уже поздно вечером, сказал, что спит все время, последствия неизвестны. Умоляла разрешить приехать – безрезультатно. Я чувствовала себя ненужным довеском, который болтается у него на ноге и мешает шагать. Вспоминала его отношение в первые два месяца, оно не шло ни в какое сравнение с чувствами последних месяцев. Думала о том, что, наверное, остыл и разлюбил, просто был всплеск эмоций после долгой разлуки, и все. Хотелось вывернуть свою душу наизнанку, выполоскать в чистой воде, чтобы не осталось там и духа его. Сердце болело в полном смысле этого слова, и лекарства для выздоровления никто еще не придумал.
Через два дня его выписали из госпиталя, и дочь увезла к себе домой. Звонил слабым голосом, говорил, что он страшный, весь в повязках. На предложение помочь, варить, кормить, естественно, отказался.
А моя дочь ругалась каждый день, говорила: «Посмотри, на кого ты стала похожа, скоро сама упадешь». Потом договорилась с турагентством и принесла мне путевку в Доминикану на целых 10 дней в качестве подарка ко дню рождения, отказаться нельзя. Надеялись, что солнце, теплый океан среди зимы сумеют поправить мое настроение.
В воскресенье Леву привезли домой, и он позвонил с просьбой, не могла бы я приехать с утра в понедельник. Я пообещала, что попробую отпроситься пораньше, но с утра никак.
Купила продукты и уже в шесть вечера была в той светлой дали. Он открыл дверь, и сердце мое съежилось от жалости. Повязка занимала пол-лица, сверкали лишь хмурые неприветливые глаза. Казалось, что здесь меня никто и не ждал. Приготовила ужин, он молчал, от рассказа про операцию отказался, досадливо махнув рукой. Спать мне было предложено на диване в зале.