— Но в этот раз его обследовал кто-то новый. Этого человека никто в цирке раньше не видел.
— И вы думаете, что это и явилось причиной… падения Вити? — недоверие явственно пробивалось в ее голосе.
— Пока только предполагаю.
— …Предполагаете, что кто-то желал сорвать Витин номер? Что он специально явился, чтобы погубить моего брата?
— У этого человека был с собой какой-то аппарат, — следователь пытался направить разговор в нужное ему русло.
— Вы полагаете, что этим аппаратом он сбил Витю с каната?
«Похоже, что она допрашивает меня. Желание больше знать о причинах неудачи брата естественно для нее. Но почему она предпочитает рассказывать поменьше? И голос напряжен. Она говорит со мной так, будто видит перед собой не союзника, а противника…»
— Я не могу так полагать. Какие у меня основания?
— Вот именно. Ведь Витю тщательно обследовали и признали, что он вполне здоров.
— Значит, вы все же знаете об осмотре?
— Я имела в виду осмотр после… — Она смолкла, не уронив слова «падение». — Но мне непонятно, почему вы заподозрили в чем-то плохом того человека. Мало ли врачей обследовали Витю? И ничего плохого с ним не случалось…
«Может быть, я виноват в том, что не делюсь достаточно откровенно своими подозрениями, не объясняю их причин?»
— Видите ли, у меня есть данные, что один и тот же человек одним и тем же аппаратом воздействовал на нескольких людей. И со всеми ними потом случались неприятности. Конечно, это может быть простым совпадением. Но…
«Не могу же я ей сказать: „У меня возникло интуитивное чувство…“»
— Простите, что «но»?
— Я обязан проверить все версии.
— Когда-то я учила законы элементарной логики. «После» — еще не значит — «потому».
— Верно. Но если возникает версия, ее необходимо проверить, прежде чем исключить.
— И поэтому вы готовы терзать подозрениями врача, может быть, очень хорошего специалиста? А тем временем будут страдать сотни больных, которым бы он мог помочь…
Трофиновский внимательно присматривался к собеседнице. Отметил, как вздрагивают тонкие ноздри, как упрямо морщит она лоб и обиженно поводит головой. Ее круглое лицо с большими голубыми, почти кукольными глазами было открытым и беззащитным. Но в морщинах на лбу, в сжатых губах угадывались недоверие и неприязнь к следователю, недовольство его вопросами. «Может быть, я взял не тот тон? Не учел, например, ее состояние после неудачи брата? Может быть, наш разговор преждевременен? Но я не торопил ее с приходом…»
— Извините, Татьяна Львовна. Прошу повременить с вопросами ко мне и сначала ответить на мой. Такова сейчас ситуация. Вам ничего не было известно о предварительном обследовании брата?