— Мудрец, если мы правильно поняли, ты научился человеческому языку, слушая наши разговоры? — спросила Людмила Николаевна.
— Да.
— Ты понимаешь все, что мы говорим?
— Нет.
— Все, что мы говорим дельфинам?
— Да.
— И еще больше?
— Да.
— Ты знаешь, что означают слова: люди, море, пища?
Осьминог молчал.
Людмила Николаевна несколько раз повторила свой вопрос, но восьмирукий не отвечал.
— Может быть, нельзя в одном вопросе объединить все эти слова? — догадался Валерий и спросил:
— Ты знаешь, что означает слово «люди»? Тотчас послышался ответ:
— Да.
— А «пища»?
— Да.
— Море?
— Нет.
— Но это же очень просто. Море — это все, что за стенами нашего дома, там… — он сделал выразительный жест. — Теперь ты понял слово «море»? Попробуй повторить его.
— О-о-о, — с бульканьем произнес осьминог. И одновременно Валерий четко услышал свой собственный голос, повторяющий: «море».
— Вы тоже слышали? — повернулся он к Людмиле Николаевне.
— Что именно? Как он протянул «о» или как вы произнесли «море»?
— Сколько раз я сказал «море»?
— Вы как ребенок. Оставьте на время шутки.
— Поверьте, я не шучу. Это очень серьезно. Ответьте, пожалуйста, — он сказал это почти умоляющим голосом, — сколько раз я сказал «море»?
— Два раза, конечно.
«Плохо. Потеря самоконтроля или еще хуже, — думал Валерий. — Второй раз я произнес его не потому, что хотел произнести, наоборот — вопреки себе. Если эта психическая ненормальность вызвана давлением, радиацией, температурой полбеды…» Он чувствовал все время в себе присутствие чужой сковывающей воли, боролся с ней. Наконец повернулся к Мудрецу:
— Слушай внимательно. Ты знаешь, что где-то здесь близко находятся другие люди? Здесь, в море, за стенами дома?
— Да.
— Они воздействуют на дельфинов? Валерий хотел уточнить: «Понимаешь меня?», но Мудрец ответил на его вопрос раньше, чем услышал следующий:
— Да.
— Ты уверен, что это люди? Люди?
— Да. Да.
Люди, всегда люди. Во всех мрачных загадках. Каждый раз, когда мы думаем, что имеем дело с природой… Когда подозреваем солнечные вспышки, микробов, землетрясения, насекомых, змей, крокодилов… Когда же все мы поумнеем, станем нормальными хотя бы настолько, чтобы охотники не охотились друг за другом, чтобы человек не восстанавливал против другого человека то, что обрушится и на него, чтобы умирающие не умертвляли друг друга?
Валерий чувствовал: еще немного — и его голова расколется от боли и постороннего присутствия, как перезревший орех. Он даже не мог определить, то ли думает обо всем этом потому, что ему приказывают думать, то ли сопротивляется приказу. Взглянул на растерянное, отупевшее лицо Людмилы Николаевны. «Может быть, и она испытывает то же самое? Надо спросить… О чем? Ах, да, о чужом воздействии… О тишине за окнами „колокола“. О вечной ночи морского дна… А плески волн где-то бесконечно далеко — там, где звонят телефоны и кричат чайки… О чем я хотел спросить?»