Дети молча побежали за ним.
Они бежали вдоль тихих аллей, между садами. Кончились заросшие травой улицы, начались поля — а дети бежали.
Они держались за руки. У Анны в руках осталась кукла, волосы куклы расплелись, они развевались, словно пряди льна.
Дети спешили, привлекаемые звоном золотого обруча. Иногда звук этот терялся, и тогда они на минуту останавливались и, задыхаясь, прислушивались.
Иногда он звучал как треугольник, по которому стальной палочкой позванивает музыкант, переходя из одного двора в другой, — и они в это время ждали, где он остановится и выпустит красную обезьянку, чтобы она танцевала на краю шарманки.
А подчас казалось, будто едет кто-то с бубенчиками, — и они ожидали, когда телега, полная поющих людей, доберется до них со своими бубенчиками, развевающимися платками и музыкой.
Иногда им даже казалось, будто они видят мальчика с раскрасневшимися щеками, который серебряной палочкой подгоняет золотой обруч. На его развевающихся волосах сиял золоченый шлем, а на ногах были крошечные крылья, так что он не бежал, а словно летел.
Дорога поворачивала то в одну, то в другую сторону, поднималась в гору и спускалась в долину. Поля зеленели. Там и сям синел молодой березняк. Белоснежное облачко бежало вместе с ними по цветущему лугу.
Потом они на большаке нагнали большую толпу народа. Пыль подымалась от топота ног. Пламенел красный шар солнца. Все гнались вместе с ними за золотым обручем.
Они старались держаться вместе в этой толпе. Но задыхавшиеся в беге люди прорвались между ними, потные руки разъединили их. Они больше не видели друг друга, но продолжали бежать непрерывно.
Чем дольше продолжался бег, тем яростнее напрягал каждый свои силы. Упорство одного заражало другого, задние нажимали на передних, они падали, а сильнейшие продолжали бежать без оглядки.
В тучах пыли, в топоте ног мальчик, казалось, улавливал сверкание обруча, слышал его звон. Ему казалось, будто вся жизнь его катится вперед вместе с этим звенящим обручем.
Он отделялся иногда от других, перебегал напрямик через луг, влезал на крутые склоны. Он блуждал в лесу, где все было тихо, не слышно было звона и солнце светило сквозь вершины деревьев.
Но потом он снова бежал дальше.
Он топтал цветы, но ему некогда было собирать их. Жаждущий, он перескакивал через источники, но ему некогда было пить из них.
То здесь, то там перед ним маячил золотой обруч. Он хватался за него в кустарнике, но ранил руки. Он слышал его звон среди пней вырубки, но не видел его. В золе костров, разведенных когда-то лесорубами, он видел его следы, но поймать не мог.