– Это будет завтра?
Кингстону не положено отвечать, но Уолсингем произносит мягко:
– Если ваша милость прочтет сегодня вечером молитвы, то поступит очень правильно.
Кингстон отбрасывает притворство:
– Я приду в обычный час, в девять, и вместе с вами выведут лорда Хангерфорда.
Значит, я умру вместе с чудовищем, думает он. Или с человеком, который нажил чудовищных врагов, способных силой воображения превратить осужденного в кого пожелают.
Уолсингем говорит:
– Хотите ли вы исповедаться?
– Да, если духовником будет Роберт Барнс.
Комендант и смотритель переглядываются.
– Он осужден, – говорит Уолсингем. – Его казнят в Смитфилде через день или два.
– Одного?
– С ним казнят священника Гаррета и отца Уильяма Джерома. Мы ждем приказов. Еще через день-два повесят двух папистов, в том числе Томаса Эйбла, капеллана принцессы Арагонской.
Гаррет, Джером, его друзья, евангелисты. Эйбл, давний противник. Насыщенная неделя, думает он.
– Надеюсь, у вас хватит умелых палачей.
Кингстон отвечает резко:
– Мы стараемся, как можем.
Он встает. Выражает желание остаться в одиночестве.
– Я не так давно исповедовался, а здесь у меня было мало возможности согрешить.
– Дело не в этом, – смущенно произносит Кингстон. – Нам положено всю жизнь себя исследовать и каждый раз находить новые грехи.
– Знаю, – говорит он, – и знаю, как это делать. Я живу здесь с Томасом Мором. Я читал его книги. Мы все умираем, только с разной быстротой.
Уолсингем говорит:
– Герцог Норфолк просил известить вашу милость – завтра король женится на Кэтрин Говард.
Кристоф говорит:
– Я принесу свой тюфяк. Буду сегодня ночью с вами.
– Не бойся, я не наложу на себя руки, – говорит он. – Надеюсь, палач справится быстрее меня.
– Вы будете писать письма?
Он задумывается.
– Нет. Я уже все написал.
Он отсылает Кристофа погреться на солнце: выпить за его здоровье и посидеть на стене с другими слугами, болтая, без сомнения, о неопределенности своей судьбы, с такими-то хозяевами.
Думает о том, как все будет завтра. По рангу он выше Хангерфорда, так что умрет первым. Король своим решением избавил его от страшных мук и позора. Он будет молиться об одном точном ударе. Вспоминает Анну Болейн, как та заказывала наряды для коронации: «Томас должен быть в алом».
На эшафоте он восхвалит короля: его благородство, милость, попечение о народе. Этого ждут, и у него есть долг перед теми, кого он оставляет. Он скажет, я не еретик, я умираю членом единой католической церкви, и пусть зрители понимают как хотят. Хотя каждому боязно узнать час своей кончины, христианин больше страшится внезапной смерти, как было с его родителем,