Емец смотрел вперед, приказав, вопреки первоначальному плану, не останавливаться для разбирательства с немецкой батареей на холме. Смирнов с ней и сам разберется, а если вопрос затянется, то они всегда смогут ему подсобить позднее. Сейчас же главной была скорость, скорее на станцию, пока противник не начал уничтожение стрелок и прочего. Разведгруппа уже должна быть на месте, да и им самим недолго осталось.
Открывшееся за поворотом зарево крайне не понравилось Анатолию, и он поднял к глазам бинокль.
— Что там?
Не отрывая глаз от окуляров, Емец ответил Имперскому Комиссару:
— Трудно пока понять, Сергей Михайлович. Что-то в городе здорово горит. Боюсь, что мы опоздали…
Тут он заметил быстро подъезжавший к ним мотоцикл из числа посланной вперед разведгруппы. Подполковник крикнул мотоциклисту:
— Что там???!
Тот спешно выпрыгнул из седла и приложив ладонь к металлическому обрезу каски, доложил:
— Вашвысокобродь! В городе множественные пожары и, судя по всему, идут еврейские погромы!
— Кто? Немцы???
— Хуже, вашвысокобродь! Наши!
— Какие наши??? Ты что, белены объелся?!
— Так точно, наши! Есаул Шкуро и его Волчья сотня!
Онемевший Емец лишь услышал, как Прокудин-Горский выдохнул с чувством:
— Твою же мать…
Глава 5. Утро в огне Туккума
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. ТУККУМ. КОМАНДИРСКАЯ БРОНЕМАШИНА. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Рассвет.
Едва удержавшись от того, чтобы дополнить реплику Имперского Комиссара куда более энергичной и цветастой тирадой, подполковник Емец все же постарался взять себя в руки, и задал вопрос, сохраняя внешнее спокойствие:
— Насколько сведения точны и не может ли тут быть ошибки?
Унтер вытянулся:
— Никак нет, ваше высокоблагородие! Ошибки быть не может и сведения точны. Я сам видел на улицах бузящих казачков в волчьих шапках, в нашей форме и обильно матерящихся по-русски!
— Ну, если казачков в волчьих шапках, да еще и матерящихся… Ладно, показывайте дорогу.
Посыльный козырнул, и, зарокотав своим «Харлеем», лихо развернулся и покатил в голову колонны. Емец отдал приказ выдвигаться на самом полном ходу, но опасаться засады.
Обернувшись к Прокудину-Горскому Анатолий тихо спросил:
— Что скажете, Сергей Михайлович?
Тот хмуро смотрел на близящееся зарево.
— Если это так, то дело скверное. И само по себе весьма скверное, и скверное вдвойне из-за того, что с нами репортеры.
— Ну, с нами только вы, да корреспондент имперского агентства ТАРР. Остальные остались в эшелоне, который стоит сейчас километрах в трех позади бронепоезда, который еще какое-то время будет обстреливать германские позиции в предхолмье Туккума. А если Смирнова соответственно сориентировать, то «Меч Освобождения» застрянет там хоть до следующего вечера. Пока обстреляют, пока вышлют разведку, пока зачистят, пока то, пока сё, трофеи там всякие. Фото героев на фоне разбитых немецких орудий, опять же. Журналистам и фотографам будет где порезвиться и что поснимать помимо Туккума. Да и военную цензуру никто не отменял, корреспонденты, вообще-то, российские и должны чувствовать исторический момент, а швед благополучно остался в Митаве.