— Итак, герр Шнайдер, четыре пушки и шестнадцать пулеметов добавились к нашей боевой мощи. Про имеющиеся у нас минометы и орудие я уже вам говорил, не так ли? Замечу так же, что с ракурса, с которого видны для канониров бронепоезда ваши позиции, мы можем стрелять в упор, не задевая при этом здание паровозного депо. Так что, хотите вы того или нет, но через считанные минуты мы будем на станции. Посему, герр майор, если твердо намерены умереть сами и убить своим решением ваших подчиненных, то можете идти и попробовать взорвать свои ящики с динамитом. Но я предупреждаю, что огонь из всех стволов мы откроем сразу же, как только вы лично вернетесь на свои позиции и статус парламентера перестанет на вас распространяться.
Шнайдер тяжело молчал.
Не дождавшись ответа, подполковник ССО Анатолий Емец уточнил у уже бывшего коменданта Туккума:
— Эфир будете слушать или предпочитаете умереть в неведении?
* * *
АВСТРО-ВЕНГРИЯ. В НЕБЕ ГДЕ-ТО МЕЖДУ ВЕНОЙ И ЛИНИЕЙ ФРОНТА. 25 сентября (8 октября) 1917 года. День.
Позади осталась пылающая столица Австро-Венгрии, позади остался ее первый бой, и даже безумный восторг от сбитого германского аэроплана тоже остался где-то там, позади. После всплеска нервного возбуждения, наступил неизбежный откат, и баронесса Мостовская лишь отстраненно отмечала свою реакцию на происходящее с ней.
Продолжая высматривать в небе вражеские истребители, Ольга Кирилловна думала о вещах совсем далеких от боевых будней их 5-го женского Императрицы Марии дальнебомбардировочного полка «Ангелы Богородицы» из состава 2-й Ее Императорского Величества Марии Викторовны дальнебомбардировочной дивизии.
Подумать только, как кардинально изменилась ее жизнь за последний месяц! Куда делась та тихая провинциальная жизнь, которая была привычной до отвращения? Скромный дом, сын, муж на фронте. И всех новостей — следить за тем, как настоящий отец ее сына вдруг становится Императором Всероссийским и переворачивает в России все с ног на голову. Она следила за бурными новостями, но не ждала от новостей большого мира ничего, что каким-то образом коснулось бы их тихой и размеренной жизни. А что могло измениться? Судя по всему, бывший высокородный возлюбленный даже и не знал о существовании сына, да и ее саму наверняка давно позабыл. Сколько их было таких у него? Лишь Наталья Шереметьевская сумела захомутать Великого Князя Михаила Александровича, не убоявшись ни гнева Императора, ни жесткой воли их царственной матери. А вот она не смогла.
Ольга невольно поежилась, вспоминая тот ужасный день, когда ее «пригласили» на встречу с Вдовствующей Императрицей. Мария Федоровна тогда одарила ее взглядом, полным такой ледяной брезгливости, словно пришлось ей видеть что-то совершенно непотребное и омерзительное. И мнение самой Ольги Кирилловны интересовало Императрицу не больше, чем мнение кролика интересует удава.