Часто, находясь между жизнью и смертью, он научился обуздывать все естественные потребности организма, и неестественные тоже. И сейчас он словно шёл в бой, причём, не за себя, а за своего друга, чей портрет, как боевое знамя, он сейчас держал в руках.
Через пять часов к нему снова вышел мажордом, и уже с большим уважением, главным образом, основываясь на своём собственном мнении, сказал.
— Король не сможет принять вас, уважаемый посол. В знак уважения и того, что вы португалец, он выслушал просьбу, которую вы высказали, но был вынужден отказать в аудиенции.
Луиш огромным усилием воли смог проглотить прямое оскорбление и обиду на своих земляков. Сейчас было не до мелочных обид, он представлял собою государство и своего друга, царя. Даст слабину он, значит, слаб и Мамба.
— Передайте королю, что у меня подарок для его дочери. И он развернул ткань, которая скрывала портрет Мамбы. В свете множества свечей, зажжённых служителями на большой люстре, блеснули переливчатым светом многочисленные брильянты.
Мажордом, невольно засмотревшись на играющие со светом драгоценные камни, с грустным вздохом проговорил.
— Король велел не брать от вас никаких подарков. Но если вы настаиваете на своей просьбе, то я её передам. Не хочется лишать принцессу такого драгоценного подарка, — уже от себя проговорил он и ушёл.
На этот раз он отсутствовал не более получаса. Выйдя снова в зал, где так и стоял с портретом в руках наготове Луиш, он отчётливо, резко, глядя прямо на Луиша, передал слова короля.
— Король просил меня озвучить вам его слова.
«Португальские принцессы не продаются! Каждый негр должен знать своё место. Пусть знает своё и дикий чернокожий выскочка!»
Кровь бросилась в лицо Луиша, последние слова он слышал сквозь шум крови в своих ушах. «Убить, убить, уничтожить. Как они смеют, как они смеют!»
Но они смели, в зал вошли два вооружённых саблями и револьверами королевских гвардейца. Рывком, закрыв драгоценный портрет тканью, Луиш, матерясь по-русски, быстрым шагом вышел из залы, а потом и из дворца. При этом его сопровождали гвардейцы, контролируя, чтобы он ничего мимоходом не натворил.
Выйдя на площадку перед дворцом, Луиш забрал своих людей, все также терпеливо дожидающихся его на улице, и в их сопровождении направился к гостинице, не сдерживая эмоций и громко ругаясь на всех известных ему языках.
В гостинице он пересказал весь разговор Марии, ждавшей его весь день. Выслушав, она только вздохнула и сказала.
— Луиш, девушки, будь они хоть триста раз принцессами, ничего не решают. За них решают отцы и братья. Этот мир наполнен предрассудками и пафосом, это мужской мир, и миссия, которую ты благородно возложил на себя, не сможет увенчаться успехом, любимый. Мы для них третий сорт, а Мамба — вообще никто.