— То есть не видит, с кем вы говорите и что делаете.
Я выдохнула. Происходивший разговор был непонятен, неприятен и возмутителен до крайней степени.
— Что вы желаете этим сказать, Ваше Величество? — стараясь удержать спокойный тон, спросила я.
— Я хочу сказать, что вы можете встречаться в доме своего дядюшки с кем угодно.
— Что? — спросила я в ошеломлении. — Что вы сейчас пытаетесь сказать, государь? Что его сиятельство прикрывает мои… простите, шашни? Что я позволяю себе вольности в доме главы моего рода? Что я легкомысленна и лжива?! — последнюю фразу я выкрикнула, уже не в силах сдерживать своего негодование.
— Граф Доло, как вы верно заметили, глава вашего рода, а не отец, — с раздражением отчеканил король. — Однако ему вы уделили почти всё свое время, родным же вам людям оставили крошки. И мне кажется это подозрительным.
— Мы и во дворце всегда подолгу разговаривали, когда имели такую возможность, — отмахнулась я. — Его сиятельство — мудрый человек, я отношусь к нему с глубочайшим уважением и прихожу за советом и наставлением. Ему лучше, чем мне знакомы нравы Двора, люди и сама придворная жизнь. Дядюшка не раз уберегал меня от ошибок и помогал разобраться в чужих интригах. И к тому же…
— Что?
— Его сиятельство не твердит мне о замужестве, не требует образумиться и не заламывает руки, печалясь о моем падении в глазах общества, — едко продолжила я. — Что же удивительного в том, что я стремлюсь провести время там, где меня не терзают чтением нравоучений? Я люблю моих родителей, но порой выслушивать причитания матушки просто невыносимо. Она радеет о моем благополучии и не желает понимать, что я вижу свое благополучие в свободе от всяческих уз и в служении Камерату. Дядюшке же мои устремления ближе и понятней, несмотря на то, что ему первому положено увещевать меня. Потому для долгих бесед я выберу главу рода, а матушку же с батюшкой навещу так, чтобы успеть обнять их, услышать об их добром здравии и уехать с сожалением, что не успела ими насытиться. И если бы вы не появились, то мне удалось бы сослаться на занятость, чтобы не обидеть близких мне людей, а теперь я и вовсе не смогла с ними поговорить даже те два часа, что мне оставались до возвращения.
Король слушал меня, не прерывая. И пусть я толком не видела в сумраке его лица, но взгляд чувствовала отчетливо. Он был тяжелым, и это только распаляло еще больше.
— Стало быть, вам пришлось не по нраву мое появление? — любезно уточнил государь, но… не напугал.
Сейчас я была слишком возмущена, чтобы опасаться и выбирать слова. Однако я сдержалась. Вместо ответа я дернула шнурок колокольчика, и карета остановилась.