Была еще одна мысль. Элдер Гендрик. Я была уверена, что смогу управлять им. Это было несложно. Всего лишь позволить меня «завоевать» и согласиться на его предложение. Не думаю, что мне понадобилось бы слишком много времени, чтобы он начал делать, что мне нужно, думая, что просто хочет угодить своей женщине. Мне бы хватило и моего небольшого опыта, но…
Мне было его жалко. Возможно, причиной тому было мое уважение к его таланту, а может, молодой граф был мне все-таки симпатичен, потому что я не ощущала в нем тех черт, которые вызвали неприязнь. К примеру, герцог Ришем. Несмотря на всю его привлекательность и располагающую внешность, я почувствовала к нему неприятие с первого взгляда. А в Элдере не было ни наглости, ни напора. Он не рисовался, набивая себе цену, не заигрывал. Был прост и искренен, а потому использовать его, заведомо зная, что в будущем его покладистость будет вызывать лишь раздражение, мне не хотелось. Его сиятельство и вправду будет со мной несчастен. И эту мысль я откинула, как ненужную.
А раз я пока оказалась без всякого дела, то возложила на себя обязательства за судьбу Амберли. Да, я взяла покровительство над своей сестрицей.
— Как думаешь, к нам будут подходить в театре? — шепотом спросила меня Амбер, пользуясь тем, что мои родители были заняты разговором.
— Конечно, будут, — уверенно кивнула я.
— Ох, я так волнуюсь, — призналась сестрица. — Не отходи от меня, пожалуйста.
— Я буду рядом, — заверила я ее.
— Только не так, как на утро после моего представления, — укорила меня ее милость. Однако быстро вспомнила, чем закончилось для меня то утро и смутилась: — Прости меня, Шанни. Я ужасная себялюбица.
— Всё хорошо, дорогая, я не обиделась, — я улыбнулась, и неловкость была сглажена.
Большой королевский театр располагался в центре столицы, всего в двух кварталах от королевского дворца. Здание было большим и красивым. Я часто видела его из окна кареты, и всегда хотела оказаться внутри. В детстве мне казалось, что там живет само волшебство, хотя… Скорей всего так говорила матушка, а мне это просто врезалось в память. А теперь, будучи взрослой, я понимала смысл ее слов. Уметь прожить чужую жизнь, ее малый фрагмент, да так, чтобы поверили зрители, — это и вправду настоящее чудо.
— Ох, сколько здесь людей, — произнесла Амберли, в волнении прижав к груди ладонь. — Шанни, — обернулась она ко мне, — скажи, что я хорошо выгляжу, и что всё будет хорошо.
— Ты чудесно выглядишь, — усмехнулась я. — И всё будет хорошо. Я вообще не вижу ничего дурного в том, чтобы войти в здание, подняться по лестнице и сесть в свою ложу.