Подавляющее большинство зрителей конечно же составляли люди Стаккера. Благо от них не доносилось язвительных замечаний в мой адрес, чего, положа руку на сердце, я опасался больше всего. Шума хватало, и если они позволяли себе шуточки, до моих ушей они не долетали. Иначе я оказался бы в таком неприглядном положении, что даже не представляю, как смог бы из него выкрутиться.
Незадолго до поединка у меня состоялся разговор с Клаусом. Который заявил следующее:
– Даниэль, не представляю, зачем тебе это нужно! Победа не даст ничего, но, проиграв какому-то наемнику, ты непременно потеряешь часть репутации.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – только и оставалось сказать мне.
– Готовы?
– Да! – Голос Курта Стаккера был полон решимости.
Это ли для него не отличная возможность отомстить кому-то другому, но такому же из благородных! Иначе к чему бы он все затеял.
– Господин Даниэль сарр Клименсе? – От судьи, назначенного из фельдъегерей, я удостоился полного имени.
– Да.
– Тогда начинаем!
Стаккер вопросительно взглянул на меня. Помогая решиться, сделал выпад ему в грудь. Защищенную, как и моя собственная, кожаным нагрудником. Мой противник конечно же легко ушел, чтобы ответить рубящим ударом, предварительно сделав финт. И началось.
Наемник обрушил на меня настоящий град ударов. Нанесенных далеко не в полную силу, но от этого еще более быстрых. Он старался напасть отовсюду и передвигался неплохо, даже замечательно. Стаккер был хорош – и быстр, и изобретателен. И все-таки, вот ведь какая штука…
Мне никогда не стать великим музыкантом. Но то, что сейчас происходило, было моей стихией. И мне даже не понадобилось ни мое замечательное умение предугадывать действия противника на шаг вперед, вполне возможно, мною и придуманное, ни услышать в голове ту замечательную мелодию, которая его и пробуждает. Хватило и обычных вещей, выработанных годами упорных тренировок. Я не атаковал, хотя бреши в его обороне время от времени появлялись, пусть их было в разы меньше, чем у Клауса сар Штраузена. Ну разве что не удержался, выбив из рук Стаккера саблю, когда он так соблазнительно приоткрыл локоть.
Толпа вокруг нас восторженно ревела. Собственно, зрелище получилось действительно интересным, я и сам с удовольствием посмотрел бы на него со стороны. Хвала Пятиликому, никто из окружавших нас людей не позволял себе оскорбительных шуточек в мой адрес. Но теперь все было бы куда проще. Когда мы наконец сошлись, в ответ на них я несколько раз поставил бы Курта в дурацкое положение, заодно обозначив некоторое количество таких ударов, чтобы даже самому последнему ослу из числа зрителей стало понятно – каждый из них смертелен. Затем бросил бы к его ногам саблю и гордо удалился.