* * *
Именно то захолустье, которое нам обещали. Я захлопнула книгу с такой силой, что поднялось облачко пыли. Продолжая сжимать ее в руке, покрывая обложку темными пятнами пота с ладони, я направилась к двери, которая вела в смежную каюту Фуры. Я никогда не видела эту каюту запертой, и если бы у моей сестры вдруг появилась такая привычка, это бы вызвало ропот глубокого недовольства. Честно говоря, я испытала лишь подобие облегчения, когда дверь открылась от моего толчка. Окажись она на замке, у меня бы появился повод отказаться от моего плана.
Можно удивиться тому, как я могла любить сестру и восхищаться ею, быть благодарной за все, что она сделала для меня, и все-таки беречь в душе маленький сгусток недоверия относительно ее побуждений. Кому-то покажется, что с моей стороны это было странно, что я вела себя холодно и немилосердно. Все, что могу предложить в свое оправдание, – это уверенность в том, что наши чувства были взаимны, и такое положение вещей существовало задолго до того, как мы отправились в космос. Таков результат детства, на протяжении которого две девочки примерно одного возраста жили вместе, получали домашнее образование и были вынуждены довольствоваться обществом друг друга. Наши развлечения часто основывались на сокрытии информации или намерений от сестры. Это означало, что в раннем возрасте мы превосходно усвоили: доверять друг другу целиком и полностью нельзя.
Так оно и продолжалось до настоящего времени, только вот игры стали серьезнее. Я с опаской относилась к переменам в Фуре, вызванным светлячком, и к тому, как далеко они могли зайти, но это было только частью проблемы. Она по собственной воле изменилась – и теперь мне было сложнее ее узнать, понять или предсказать, как она поступит. Я знала, что сестра решила не делиться со мной кое-какими мыслями. Если взглянуть на ситуацию с точки зрения Фуры, я понимала ее сомнения по поводу электрической, химической и психологической обработки, которой меня подвергла Боса Сеннен. Я заявляла, что следов Босы в моем организме не осталось, и мне самой хотелось в это верить, но для Фуры слов было недостаточно. Должно быть, она беспокоилась, что я притворяюсь, а в нужный момент вернусь к предыдущей роли. Я решила не указывать сестре на то, что именно она живет в каюте пиратской капитанши, одержимая пистолями и возмездием.
Правда заключалась в том, что в нас обеих до некоторой степени присутствовала Боса: во мне, потому что она намеренно запечатлела себя, и в Фуре, потому что сестре пришлось стать похожей на пиратку, чтобы убить ее. Однако это означало, что сгустки взаимного недоверия крепнут и растут, словно эхо, усиливающееся с каждым своим возвращением, и я не могла придумать, как исправить дело.