Оставив комиссара расшифровывать мои каракули, пошел проведать художника. Спит, скотина, просыпаться не намерен. Плюнув, ушел в свое купе дописывать отчет.
Целый день с перерывом на обед, которым озаботилась охрана, мы плодотворно трудились. Нюся стучала по клавишам, Виктор монотонно бубнил, время от времени отрывая меня от работы, чтобы я «перевел» ему наиболее загадочные слова или буквы, но я иной раз и сам не мог разобрать, что я такого понаписал, приходилось догадываться по смыслу.
Когда за окном стало смеркаться, я дал команду ложиться спать. Спешилов, разумеется, пошел провожать до купе Нюсю. Я уж думал, что комиссар задержится до самого утра, но нет, минут через пять Виктор вернулся очень мрачным. Не то не срослось, не то девушка правильная попалась.
— Жених у нее есть, водолазом служит в Мурманске, — вздохнул комиссар.
Я слегка удивился, потому что в отличие от Спешилова знал, что водолазов в Мурманске быть не должно. Они все собраны в горле Белого моря, поднимают уголь с затонувших английских углевозов, потому что помимо обеспечения Архангельска электроэнергией на лето запланирована экспедиция в Сибирь за хлебом.
— Вот, скажи, почему мне с женщинами так не везет? — спросил комиссар. — Только увижу красивую, так у нее либо жених, либо муж.
— Значит, ты свою женщину еще не встретил, — глубокомысленно изрек я.
— А когда мне ее встречать-то? — буркнул Спешилов. — У меня то революция, то война.
— Значит когда с войной покончишь, тогда и женщину свою встретишь, — утешил я друга.
— Володь, а тебе сколько лет? — спросил вдруг комиссар.
— С чего это тебя мой возраст заинтересовался? — удивился я. Пожав плечами, ответил: — Я не женщина, чтобы свой возраст скрывать. В этом году двадцать два исполнится.
— Двадцать два?! — с удивлением переспросил Виктор. — Получается, я тебя старше на три года? Подожди, если двадцать два только исполнится, то и на все четыре. А я считал, что тебе лет двадцать семь, а то и тридцать.
— Можешь считать, что мне пятьдесят, — отмахнулся я, мысленно усмехнувшись той возрастной «вилке», в которой оказался.
— Нет, это я к тому, что когда же ты все успел? И в царской армии послужить, и журналистом, и в чека, и в разведке. Володька, в двадцать один год — и начальник губчека, да еще и председатель правительственной комиссии.
— Так ведь и ты не Ванька-взводный, — усмехнулся я. — В двадцать пять лет — комиссар бригады, орденоносец. Вить, если мы с тобой лет до тридцати доживем — станем считать себя глубокими стариками и думать, что прожили мы жизнь не зря. А девушка у тебя еще будет и не одна.