— Совсем сдал, Пан, — равнодушным тоном констатировал Вермайер, даже не повернувшись в сторону новой угрозы, — нервы тебе лечить нужно. Видано ли, напасть на верного вассала. Калеку! После того как он чудом пережил Вторжение. Люди узнают — вовек не отмоетесь вместе с императором! А уж если сюда приплетут виру, которую вы взяли с Апраксиных за это же…
«Калеку»! Ха! Как же!
Все бы врачи в провинциальных школах были такими калеками и весь мир бы склонился перед Российской Империей!
Холодный пот прошиб нового директора, когда остальной смысл слов доктора дошёл до его сознания, работающего в боевом режиме. Запоздалая команда отмены атаки ушла Воплощённым и тройка горгулий, уже успевших набиться в тесный для них кабинет, и окруживших худую фигурку доктора, но медливших с атакой, также стремительно, как и ворвались сюда на защиту Хозяина, покинули уже изрядно разрушенное помещение. Что удивительно, гремлины, охочие до драк даже больше, чем до проказ, из личных покоев так и не показались, хотя им до драки было намного ближе, чем горгульям. И, хвала твердыне знаний, голем был занят на разборе завалов и был далековато от здания школы. А то разрушений было бы…
Всё это молнией промелькнуло в настроенном на смертельный бой разуме мага-универсала и кануло на задворки памяти. Угроза, исходящая от «калеки» была нешуточной и чутьё, выработанное годами жизни на грани, твердило, что Воплощённых он отпустил зря. Спасти — не спасут, но хоть дадут время на подготовку достойного посмертной памяти удара.
Тишина в кабинете затягивалась. Молчал директор, боясь шевельнуться и спровоцировать развитие конфликта, совершенно не понимая ситуацию и выгадывая каждую секунду для оценки и просчёта возможностей и действий противника.
Молчал Вермайер, с удивлением легко взяв себя в руки после вспышки ярости, рассматривая своего бывшего командира спокойным до мёртвого равнодушия взглядом и с удовлетворением отмечая следы растерянности в его глазах и позе.
Постарел Пан. Двадцать лет назад никакие сомнения не остановили бы командира диверсионного подразделения от атаки, коль решение уже принято и подготовка к ней началась. Тот, кто посылал на смерть подчинённых, и сам не раз смотрел ей в глаза, никогда не колебался, нанося удар. Несгибаемая воля, сила и харизма Пана ломала молодых родовых магов, лепя из них послушные орудия, несущие волю императора. Ломала настолько, что они, выполняя его приказ, сжигали свой дар, побигая или становясь калеками. Кто выживал, ненавидели его всю оставшуюся жизнь, но понимали, что подчинились бы и вновь, наступи этот момент ещё раз. Подчинились бы, видя в глазах командира несгибаемую волю, силу духа и непоколебимую уверенность. И от этого ненавидели ещё и себя.