Семь «почему» российской Гражданской войны (Ганин) - страница 107

.

Исключительная роль в создании армянской армии принадлежала офицерам русского происхождения, которые стремились стать на защиту армян. В самое трудное время, в 1918 г., когда армянский народ находился на грани уничтожения, стараниями этих офицеров была создана национальная армия. В самые напряженные периоды офицеры штаба Армянского корпуса работали с 8 утра до полуночи с перерывом с 15 до 17–18 часов, то есть по 13–14 часов в сутки[483]. В армянских войсках вместе служили высококвалифицированные кадровые офицеры русской армии, в том числе с академическим образованием, и настоящие национальные партизанские вожаки без какого-либо образования и подготовки, но с огромной силой духа и стремлением к бескомпромиссной борьбе за свой народ. Такие вожаки были крайне популярны в народе, и эта популярность кружила им головы, они переставали прислушиваться к советам опытных военных профессионалов и даже могли себе позволить нарушение дисциплины и неподчинение приказам, если были с ними не согласны. К таким командирам относятся легендарные герои армянского народа А. Озанян и Д. Канаян (Дро).

Начальник штаба отдельной Армянской стрелковой бригады капитан А.К. Шнеур впоследствии вспоминал о событиях начала 1918 г.: «Люди уставшие, ни во что не верящие, развращенные грабежом и резней, совершенно не были настроены воевать дальше, а посматривали в глубокий тыл. Офицеры два-три хороших не старше чина капитана, все военного времени. Командовал полком капитан-поляк – безусловно хороший, но несколько слабоватый характером. За нач[альника] штаба [бригады] – поручик. Боже мой, что это были за офицеры! Крепкий характером, но в военном деле неопытный, очень порядочный адъютант полка Агоронян, а остальные все – ничего не кончившие, произведенные в военное время в прапорщики – настоящие четники… не привыкшие выполнять приказания и чтобы их приказания выполнялись. Вот с такими офицерами надо было мне формировать заново бригаду и притом формировать на ходу, между переходами и перестрелками»[484]. Командир бригады, по той же характеристике: «Большой оригинал и авантюрист, но храбрый джентльменски настроенный националист»[485]. Неудивительно, что автор этих воспоминаний, окончивший лишь ускоренные курсы академии Генерального штаба, в дальнейшем стал начальником армянского Генерального штаба, причем некоторое время состоял на этом посту, даже не имея армянского гражданства.

О том, с каким трудом формировались штабы национальной армии, свидетельствует анонимный очерк об обороне Эрзинджанского района в начале 1918 г. По свидетельству автора очерка, в конце 1917 – начале 1918 г. штаб Эрзинджанского отряда формировался следующим образом: «Что касается офицерского состава, то только 5 % его были кадровые офицеры, остальные же произведены во время войны. Однако среди них было много людей достаточно подготовленных в боевом отношении в смысле опыта, выносливости и готовности к самопожертвованию за Родину. Но они мало влияли на солдат, отчасти благодаря отсутствию самостоятельного порыва и силы воли, которая, не будучи развита в них военным воспитанием, окончательно была подавлена устрашающим кошмаром революционной разрухи, когда волна поднявшегося темного пролетариата грозила поглотить все интеллигентное и сознательное. У очень многих офицеров была сильна именно эта робость перед разнузданным солдатством, хотя бы по близкому для них примеру русских частей. Но все-таки в офицерской армянской среде нашлось много идейных тружеников и бойцов, беззаветно преданных своему долгу и искренно принесших себя в жертву за родное дело. Русские офицеры были по большей части кадровые, опытные, добровольно оставшиеся в рядах армян и идейно им сочувствовавшие. Но и они страдали общим недостатком гражданской бесстрашной воли и не владели сердцами своих подчиненных. Штаб отряда был составлен с большим трудом из 3 армян и 6 русских (в том числе и начальник штаба подполк[овник] Бурков). Офицеры эти работали и за себя и за писарей, т. к. русские писаря все отказались служить, а подходящих армян не нашлось… Вообще набрать штаб удалось с крайним трудом, т. к. большинство офицерства упорно уклонялось в тыл. Упадок чувства Родины был чрезвычайно ярок, и шкурные интересы везде брали верх над запросами общего долга и самопожертвования. Все считали войну окончательно проигранной, и на этом основании большинство махнуло рукой на все и беспокоилось только о себе»