28 ноября. Проехал граф Келлер, едущий к адмиралу с секретным поручением от германского Министерства иностранных дел и как будто бы с какими-то предложениями по части борьбы с большевиками. Не поздно ли?
По семеновской разведке японцы собираются подвезти сюда еще четыре дивизии и сменить ими чехов; с одной стороны, маловероятно, так как этому воспротивится Америка, а с другой – Ойя вчера еще говорил Розанову, что, быть может, ему потребуются еще дополнительные казармы, и просил об этом подумать.
Из Сибири никаких известий. Чехи, владеющие всей телеграфной связью, осведомлены, но держат все про себя. Одно бесспорно – делается что-то тревожное и нехорошее.
Опубликована нервно-больная телеграмма адмирала на имя Гирсы и Павлу[1896] с обвинением их в шантаже; последнее, быть может, и правда, но какая может быть польза от таких выпадов. Ведь вся сила в руках чехов, они занимают всю сибирскую магистраль, и от них зависит снабжение и движение отступающих армий, т. е. вся их судьба.
Если мы молчали и не ссорились, когда это до известной степени было возможно, не представляло для нас опасности и опиралось на какую-то реальную силу, то разве можно лезть на рожон в нашем теперешнем положении и так резко и оскорбительно тыкать в глаза, хотя бы и правдой.
Не знаю, вспоминает ли теперь адмирал мои предостережения в отношении чехов и мои советы сделать все возможное, чтобы отправить их домой, не останавливаясь ради этого ни перед какими и даже золотыми расходами.
Все больше и больше разговоры об усилении общего и резкого недовольства по части недостатка хлеба и мяса, грозят уже не политическими, а голодными бунтами.
В Читу отбыл номинальный помощник Розанова генерал Семенов-Мерлин, назначенный к Гришке; это может быть началом большого подвоха под С.Н., ибо Мерлин настроен против него; для характеристики же самого М. достаточно указать, что в дни гайдовского восстания он спрятался у американцев и не показал даже своего носа.
29 ноября. На сибирском фронте очевидно совсем плохо; получена паническая и истерическая телеграмма Сахарова; в ней довольно смутно дана весьма скверная обстановка, умоляется сохранить в наших руках Новониколаевско-Барнаульский район и просится сообщить, «что еще нужно для победы». Все содержание показывает полную потерю спокойствия и рассудительности; какое-то нелепое «всем-всем».
Начинаю уже весьма ругать себя за проявленное неделю тому назад донкихотство; очень уж я не подхожу ко всем здешним нравам и порядкам; о долге, обязанностях и необходимости самой напряженной и идейной работы здесь мало кто думает; от старых понятий о честности и порядочности остались жалкие следы.