Эти угрозы губят всякую возможность какого-нибудь компромисса. Чехи отлично знают ничтожество семеновских «сил», но станут теперь опасаться порчи пути, что их больше всего страшит; сами они всегда пройдут, и никто их не остановит, но для них вся сущность в благополучном вывозе всех эшелонов с накопленным и награбленном добром.
Еще осенью под этим добром было не менее 600 вагонов, но это составляло только нечто вроде основной базы, а в каждой части имелись свои собственные запасы и «сбережения» (за счет русского народа); теперь, я думаю, таких «драгоценных» и ценных вагонов наберется на 50–60 эшелонов и для их вывоза чехи ни перед чем не остановятся.
Ни угрозы, ни сила сейчас не помогут. Напротив того, надо себя перебороть, крепко стиснуть зубы и с нашей стороны сделать все возможное, чтобы самым стремительным и безостановочным образом вытащить все чешские эшелоны в Забайкалье и отсюда возможно быстрее отправить части войск на Чаньчун и Дайрен, а их грузы на Владивосток.
Вместо угроз Семенову следовало бы обещать всякое содействие, остановить все движение в Забайкалье и бросить все паровозы и составы для избавления нас от чешской опасности, которая сейчас нависла над нами хуже всех большевиков, вместе взятых.
Попробовал поговорить об этом с Вериго и Магомаевым в надежде, что они согласятся передать мои соображения своему читинскому владыке, но встретил самые яростные возражения и чуть ли не клятвенные заявления, что атаман разнесет чехов в пух и прах; по их словам, атаман уже давно точит зубы на всю чешскую слякоть, и в Чите все уже готово, чтобы пороть поголовно все проходящие через нее эшелоны.
Последнее, конечно, пустозвонное хвастовство, но его наличность характеризует настроение.
Поехали к Ли-тья-о, чтобы позондировать настроение союзников по отношению чехов; по словам Ли-тья-о, союзное командование считает, что все это в компетенции генерала Жанена, и само вмешиваться не будет.
От Л[и-тья-о] узнал, что семеновские части придвинулись к ст. Маньчжурия и, по полученным от Хорвата сведениям, приготовляются занять Хайлар и Аньда.
Узнал также, что Семенов засылал послов к Гревсу[1943] и Морису[1944] и искал у них заручки и поддержки в своих автономных планах, но получил очень холодный прием и весьма откровенные указания, что с ним станут разговаривать только тогда, когда он разгонит всю прилипшую к нему банду и на деле и прочно докажет, что сам стал представителем и защитником законности и порядка.
Приехавший опять из Японии Ванька Толмачев[1945] не может расстаться с[о] своим жидоедством и все болтает, что гайдовское восстание было субсидировано Гинсбургом и Высоцким. Какая чушь!