, где их примут; при этом, обращаясь специально ко мне, сказал, что мне, как бывшему министру омского правительства, тоже будет место на этом броненосце, на что я ответил, что собираюсь в совершенно другом направлении.
(Понял значение этого предложения только на следующий день.)
Я уже кончал свои распоряжения, как в штабе округа появился Изоме, совсем пьяный и очень воинственно настроенный, спросил, здесь ли Вериго, и сейчас же уехал.
Замечание Кононова и приезд Изоме меня встревожили; пешком (автомобильная команда штаба округа только что забастовала) поплелся в штаб крепости; в это время было уже около 10 часов. Пришлось довольно долго ждать в приемной, так как у коменданта крепости шло какое-то совещание с участием Изоме. Провел весьма неприятные для себя минуты, так как в приемной сидели и появлялись многочисленные семеновцы, войсковые старшины и есаулы, кавказцы в черкесках и японские офицеры, большинство в порядочном подпитии и в сугубо воинственном настроении, открыто и не стесняясь в выражениях поносили «трусливых генералов», с которыми у их атамана будет надлежащая расправа, и хвастались, что разнесут красных вдребезги, а всех пленных и сидящих во Владивостоке эсеров и земцев развесят по телеграфным столбам.
Когда я попал в кабинет коменданта, то там застал весьма красочную компанию в составе Вериго, Изоме, Кононова и прибывших сюда отборных читинцев: генерала Загоскина[2014], полковников Жирар-де-Сукантона[2015] и Сокулинского и адъютанта ротмистра Зеленкова[2016]; все были совершенно пьяны, а семеновцы встретили мое появление каким-то кряканьем.
Я спросил Вериго, в чем дело, что изменилось и остается ли в силе принятое им решение, одобренное Ойя, и в части, касающейся штаба округа, уже частично осуществляемое.
На это Вериго, пошатываясь и сильно жестикулируя, очень повышенным голосом заявил, что решение, принятое на дневном заседании, позорно, недопустимо и вызовет страшный гнев атамана, а потому он, комендант крепости и единственный за нее ответчик, решил сопротивляться до последнего человека, никакой эвакуации не допустит и прикажет вешать и расстреливать всех трусов и малодушных. При этом постоянно повторял, что хоть нас и немного, но за каждым нашим десятком бойцов станет несколько японских рот, и что Изоме ему совершенно ясно и определенно сказал «начинайте, а мы вам поможем»; указывал также, что ему обещана помощь сильного Сербского батальона, стоящего на Первой Речке в бывших казармах 1 °C[ибирского] с[трелкового] полка, и что эти сербы в два счета справятся с партизанами, надвигающимися с севера