Твой завернутый рот паутиной
Тонкой шали меня целовал
Ты была, как кувшинка, невинной,
Пах зимой нежных щечек овал…
Бесконечно поникшие плечи
Изнывают истомой внутри.
Ты со мной, но квартира далече…
Слезы страсти моей оботри
И пролей на алтарь моей грезы…
Перед ним – чаша ярких страстей -
Телу юному плен и угроза.
Ах, была бы пред нами постель…
Мне захотелось… нет, не смеяться. Ржать. Наверное, я в поэзии не очень. Так же, как и в некоторых музыкальных опусах: чего-то не понимаю. Честно пыталась разобраться, но произведения не в склад, не в лад и не в ноты, и к тому же, с отсутствием вполне определенного смысла, считаю бесполезной и халтурной работой. А может, как потомок крестьян, я просто не в силах проникнуть в настолько высокие сферы? Кто там отвечает за полет мыслей? Пегас? Вероятно, когда стихи сочинял этот дяденька, спешащую к нему крылатую лошадь подбил камнем алкоголик Вася из соседнего подъезда. C последующим сотрясением мозга.
Тем не менее, не дожидаясь окончания чтения этого, без сомнения, шедевра современной поэзии, я захлопала в ладоши и негромко крикнула «браво!». Зачем? Да затем, что в мои планы совершенно не входило зависание в квартире матери Панкратовых. У меня там дети по улицам болтаются…
Дяденька приподнял очки и посмотрел на меня. Мужчинка за спиной постарался затеряться в темноте.
– Вы великолепны! – Кивнула я головой. Ну не стихи же его хвалить?
Но тот, видимо, все понял иначе.
– Здравствуйте, прекрасная молодая незнакомка! – Проворковал его голос. – Я удивлен, что молодежи знакомо чувство прекрасного, и восхищен, что Вам так понравились мои скромные вирши…
Нет, каюсь, грешна, но я не стала его разубеждать. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Главное, чтобы подобным мусором не засоряли мозги детям в школах.
Я улыбнулась привычной улыбкой, так как вся остальная публика тоже посмотрела в мою сторону.
– Всем приветик! – Махнула я ладошкой. – С Новым Годом!
И пока на встречу со мной вокруг стола спешил, наверное, Владлен Семенович, я быстренько оглядела всех присутствующих.
Мать Бореньки и Сашеньки сидела во главе стола. И если тетушка Лика была маленькой и худенькой, то «Виолочка» была дамой крупной. Не столько в длину, сколько в ширину. В ее слегка мерцающих сединой волосах сияла диадема. Не знаю, брильянтовая или купленная в детском мире за три копейки, но это было заявление о том, кто на этом вечере королева, а кто просто пришел мантию подержать. Кроме того, на ней было черное с блестящей нитью трикотажное платье. В ушах – крупные серьги. Ни в жизнь не поверю, что сверкающий камень в них – драгоценность. Хотя… может, стразы? Полные, накрашенные малиновым, губы. Щечки, как у пупса – ни одной морщины. Интересно, она делала подтяжку? Холодные серые глаза с недоумением оглядывали материализовавшееся в ее квартире недоразумение – то есть, меня. Рядом Лика поставила чистую тарелочку Бореньке, который в темном углу о чем-то разговаривал с худощавой блондинкой в голубом платьице, обтягивающем ее угловатые прелести. Лица ее я разглядеть не смогла. Возможно, это та самая Ирина Полуденцева, о которой говорила Лика?