– Ты что надумал с Всеславой делать? – вдруг спросил брат, вытягивая из оцепенения. – Она уже целую седмицу мается тут. Отпустишь? А то как ты привезёшь одну невесту, а тут другая томится?
Арьян сжал челюсти, облокачиваясь о столб, подпирающий часть навеса крыльца, скрестил руки на груди. О Всеславе он думать забыл, как только она перестала маячить перед глазами.
– Отпусти Всеславу к родичам, пусть катится, может, найдёт себе счастье как-нибудь, или хоть попытается.
Арьян взором его колким пронизал, Данимир напрягся, смолкая.
Конечно, виноват он во всём, и вину эту уже ничем не искупишь, останется на сердце, как та самая рана на руке отца. Арьян неутешно выдохнул, сглатывая горечь от того, что так всё вышло нехорошо.
– А Гостяна сослать бы подальше куда. Ему-то что было делать, если баба подол подняла перед ним? Он и брал. А тем более, такая…
У Арьяна аж ладони зачесались, так злость прошибла, но тут же унялся, снисходительно глянул на брата и головой качнул. С Данимира станется. У него только бабьи юбки на уме. Хотя в женском стане теперь не пропадал столь долго, видно насытился своим подарком.
– Наскучила тебе девка валгановская? – вырвалось само. – Может, отпустим с послами, пусть возвращается?
– Нет, – ответил резко Данимир, и взгляд остекленел, дурным сделался, сползла и улыбка с лица.
Теперь пришёл черёд Арьяна улыбаться – без издёвки не получилось.
Арьян оторвался от столба, шагнул из-под навеса.
– Ладно, пойдём. Нужно выспаться как следует перед дорогой.
Данимир, шумно испустив выдох, последовал за Арьяном. В тереме разошлись. Хотелось уж до постели поскорей добраться, тело требовало отдыха. Княжич, выйдя за дверь к лестничной клети, вдруг впотьмах налетел на что-то мягкое, что пискнуло жалобно в его руках. Ладони нащупали плечи узкие худощавые, скользнули по шёлку волос. Арьян повернул девку на свет, лившейся из оконца высокого, и напоролся на жгучие чёрные глаза валганки.
– Что ты тут делаешь? – сжал Лавью крепко, да не рассчитал силу.
Валганка дёрнулась от боли, вдохнув глубоко, прильнула всем телом к нему. Пусть тело и мягкое, податливое, как тесто, в его руках, будто и костей в ней не имелось, сминать только, но ему не хотелось её даже видеть, не то, что касаться, а оттолкнуть прочь, обидеть девку не хотелось ещё больше, тем более, сейчас мог это сделать слишком грубо. Да сама она верно не уйдёт.
Губы алые приоткрылись, выпуская вздох. Невольно Арьян вспомнил, как ещё в лагере валганов эти самые губы доставили ему удовольствие. Недаром Данимир к ней прикипел, подкупала своей доступностью.