Мирина, сузив глаза ненавистно, смотрела в спину валгана, и внутри всё инеем мёрзлым покрывалось, аж пальцы похолодели, поводьев не чувствовали. Вихсар снова обернулся, и она резко отвернула лицо, показывая, как противно ей его внимание. И знала, что тот только насмешливо и безразлично усмехнулся, отворачиваясь.
Она станет его женой – это пугало до одури, до онемения. Она не хочет быть женой своему врагу, но её никто не будет спрашивать, в их племени слово женщины ничего не значит. Может, оно и к лучшему – тогда недолго вытянет. Рано или поздно он либо обрушит на неё свой гнев, либо она ему надоест, и он отдаст её задаром какому-нибудь заезжему гостю. Как Лавью отдал княжичам.
Мирина пыталась перебороть свои тревоги и метания, переводя внимание на окружение, отрешаясь от всего. Да и право, что за мысли скверные? Отец бы, верно, не остался тем доволен, что пала духом, смирилась. Нужно стоять. Гордо и непреклонно, несмотря ни на что.
Помалу княжна оживилась вместе с разгорающимся во всю удаль утром. Пусть дом её становился всё дальше, но она сохранит в себе частичку тепла и память о нём и о братьях, о близких людях, которые остались там, за толстыми стенами, в надёжности. И хорошо. Это главное.
Долго в одиночестве хан всё же не позволил ей побыть, вдруг развернул своего жеребца, посылая почти в конец вереницы, пристроился рядом с мерно ступающей по мягкому мху лошадью Мирины. Этого она хоть и ждала, а страх всплеснул внутри. Пальцы крепче сжали повод, будто спасительную ветку, да только тянул на дно его свинцовый взор. От него исходила такая мощь, что сжимало до крупицы душу. Как вчера, когда он ворвался в шатёр, мокрый и огромный. Ощутила вновь, как пальцы его, мокрые от дождя, ледяные, стиснули её подбородок, а дыхание толчками обожгло скулу.
Он ехал рядом молча долгое время. Не выдержав, княжна повернулась, и грудь стиснуло, её будто смолой облили, такими тёмными были его глаза, и хотелось отмыться от него, отгородиться, да только как? Мирина молчала, боясь выдать своё волнение.
– Ещё только раннее утро, а вид у тебя такой хмурый, что кажется, того и гляди дождь пойдёт. Ты моя будущая жена и должна встречать меня ласково.
Мирина туго вобрала воздух, ощущая, как каждое произнесённое им слово врезается осколками.
– Мне нечему радоваться, – ответила жёстче, чем имела право.
Отвернулась безразлично, по крайней мере, постаралась, только бы не показать своего сломленного духа, начала рассматривать высокие патронники средь замшелых корней и валунов, чистые белые ромашки, сбрызнутые росой, что росли у дороги, мокрые стволы сосен цвета сложного, от буро-красного до ржаво-оранжевого, с зелёным налётом да гроздями грибов. Рассматривала всё это, да ничего не видела, как и того, что валганы уехали чуть вперёд.