Всеслава ожидала ответа.
– Если тебе это чем-то поможет, то да, я и есть.
Меряясь с гостьей колючими взглядами, Мирина успела отметить, что роста была княжна, как и она сама, невысокого, но её черты будто немного преуменьшены: маленький нос, губы пухлые, словно обиженные, уголки которых опущены вниз, как у девочки, нос с узкими крыльями чуть вздёрнут, тёмные брови и большие цвета жухлой листвы глаза в обрамлении чёрных угольных ресниц делали её взгляд распахнутым, открытым и даже каким-то по-детски искренним, если бы не бурлили в их недрах ядовитые чувства, не кипели так, что толкалась на виске под кольцом тяжёлым синяя жилка. Взор Мирины вдруг подёрнулся пеленой и зарябил. Она, встрепенувшись, закрыла глаза, втягивая туго воздух в грудь.
– Посмотрела? – спросила, чувствуя, как пол из-под ног ускользает, а огненные обручи всё туже стягивают невыносимой болью.
– Да, – ответила коротко Всеслава. – Зря пришла, не стоило того. Не думала, что увижу столь жалкое зрелище, – дёрнула она к верху маленький круглый подбородок, поправляя выбившиеся концы платка. Сказала, но из плена удушливого не выпускала.
А внутри так жарко сделалось, что на кашель пробило, но Мирина сдержалась, подавляя остроту, сглатывая сухость. Перед княжной уж она не покажет своей слабости. Подступили к языку резкие слова, да только грубить Мирина не хотела, что взять с той, чей ум ревность и злоба застлала? Только хуже сделает, а толка не будет – не уйдёт Всеслава так скоро.
Холодные глаза княжны потемнели от обуявшего бешенства, что взяло её от спокойного вида противницы.
– Я знаю, кто ты такая. Княжна из Ровицы, дочь Радонега. И знаю, откуда тебя вытащили княжичи – из плена валганов хана Вихсара. И как только не побрезговали, – сморщился в отвращении носик, скривились пухлые губы.
И вроде предсказуема была её нападка, но в груди сердце заклокотало, срываясь в галоп, а по ладоням и стопам разлилась волна лихорадочного онемения.
– Только знай, – продолжила она выбрасывать желчь слов сквозь зубы, – с тобой он не поедет, и лучше убирайся сама, поняла?
Мирина плотно сжала губы, вытягивая их в твёрдую линию, выдерживая почерневший злобой взгляд невесты княжича, и вдруг губы её сами непроизвольно начали ползти в злорадной ухмылке. Всеслава опешила даже.
– А что ты переживаешь? – спросила, догадываясь о причине такого волнения Всеславы. – Если Арьян задумал, то его ничто не остановит, верно?
– Я тебя утоплю в позоре, – выдавила из себя княжна, ярясь ещё сильнее, что аж глаза остекленели. – Ты, пользованная грязная сука, потаскуха валгановская, хочешь ещё под княжичей лечь?! Не выйдет у тебя ничего, такой тряпкой, как ты, только сапоги вытирать, а больше ты ни на что не годна!