– Я тоже про тот самый ад. Ты жил, грешил, потом умер и попал в ад. Вот ты здесь – в аду. Бог тебя наказал. Всё по твоей схеме.
– Но в аду адские муки, человек страдает!
– Так ты и страдаешь. Разве нет?
– Но… я же ничего не помню… Я же должен помнить тогда всё это – как я жил, как я умер, как бог выносил вердикт или что-то вроде того.
– Ты забыл это.
– Почему? – удивился я. – Разве такое можно забыть?
– Во сне ты всё забываешь, – вздохнул Генрих, разливая вино в стаканы. – Как бы ни был тяжёл твой день, ты приходишь домой, ложишься спать, засыпаешь и уже не помнишь ничего. Но вот – вдруг в ушах и глазах забрезжит нечто иное: яркое, сильное и живое. Так бывает, когда сквозь сон, поверх него, слышишь звуки реальности, когда глаза ещё закрыты, но уже видят свет настоящего. Тогда, на исходе сна, ты ясно осознаёшь, что спал, и вот теперь проснулся и можешь открыть глаза. Если хочешь, Ян, ты можешь открыть глаза прямо сейчас. Ты же уже знаешь, что это всего лишь сон.
– Ерунда какая-то… – вырвалось у меня, будто это и не я сказал, а кто-то другой, живущий в моей голове, и охватил страх.
За окном вечер незаметно перешёл в ночь. Тёмную и вьюжную. Ветер, завывая, мощными порывами сотрясал старые рамы, отчего стекло на них звенело, издавая странные звуки, в которых мне чудились непонятные слова, точно заунывная монотонная молитва.
– За что выпьем, Ян? – вывела меня из оцепенения Ксения.
Я взял стакан и, подумав, сказал:
– Хочу за вас выпить. Благодарю вас за то, что украсили собой тьму моего одиночества. Кстати, если не секрет, скажите, кто вы?
Ксения рассмеялась.
– О, это долгая история! Если же коротко, то я занимаюсь чем-то вроде психологии, мне тридцать один год, я замужем за Генрихом. Когда-то я была на грани гибели, и Генрих спас меня, вдохнул в меня жизнь. С тех пор я счастлива.
Генрих смотрел на меня остро, как тогда, в первый раз, когда мы встретились в парке.
– Я завидую вам, Генрих, – смутившись, признался я.
– О, нет. Это не ты завидуешь, это завидует твоё эго, маленькое «я». Оно страдает от того, что не может иметь, имея же – боится потерять. Но стоит тебе отпустить это, как произойдёт то, что все называют чудесами. Ты откроешь в себе большое «Я», которое, не имея ничего, имеет всё, что только ни пожелает.
Сказав это, Генрих встал, подошёл к окну и, открыв форточку, закурил. Помолчав, он добавил:
– Мы намерены переночевать у тебя. Что скажешь?
Я чуть не поперхнулся вином.
– Вы шутите? Я не против… но вы же сами видите… как тут… И потом… ответьте, пожалуйста… Вы же не случайно оказались здесь? Что вас привело ко мне?