Он схватил меня за рубашку, встряхнул, правда слабо, сам большей части сил лишился, а раньше… эх, какими же мы были когда-то сильными…
− А ты хочешь подохнуть здесь? – спросил он у меня.
Сил не было даже на ответ, все ушли на возмущение. Ему за меня ответил рокот из моего живота. В тишине это был именно рокот, а не урчание. Люцифер бы посмеялся, если бы сам не шатался от изнеможения. Он просто меня отпустил и увел тех, кто был готов с ним идти. Кто-то встать не смог, так там и остался, а я попытался доползти до воды. Там должна была быть еда, хоть какая-то. По пути я несколько раз отключался. Я закрывал глаза, а когда открывал, понимал, что солнце встало или описало полукруг. До воды я так и не добрался. Меня из беспамятства выдернули нежные руки, а потом мне к губам поднесли кувшин и я вцепился в него и пил, едва не захлебываясь. Потом уже понял, что дала мне его девица. Человечка.
Тогда меня это разозлило, но эта гадина двуногая причитала что-то о гадких разбойниках, а я понимал, что ед а тут она.
О, я в тот миг понял, что такое инстинкт хищника и как зверь понимает, что вот это можно есть, а это нет. Она была едой. Моей едой и плевать было на хлеб в ее руках. Нет, я его конечно сожрал, потому что хоть я людей и не любил, а жрать их как-то слишком.
Она еще и с ранами моими возилась, тогда мое ангельское тело еще не развалилось, не осыпалось пеплом и мне не приходилось делать другое, каждый раз разное, чтобы не узнавали старые жертвы и попадались новые. Тогда я был еще ангельски хорош… теперь конечно дьявольски и Люцифер может прикурить… Тьфу, блин, не вспоминать его, а то правда же припрется!
Мысленно перекрестившись (ну а вдруг поможет?), я шел дальше и нежно гладил ее руку, вспоминая ту первую женщину. Она сама меня поцеловала. Напугала меня до усрачки, но ничего, я тут же понял, что жрать ее не обязательно. Она меня кормила прикосновением и конечно я быстренько скумекал, как отхапать побольше. Я ее трогал по-разному, а она извивалась, стонала, потом сама что надо ухватила и куда надо засунула.
Я тогда был так наивен, что даже не могу в воспоминаниях все нужными словами называть. Кто там кого трахнул – дело спорное, но сытное, а значит плевать.
Она была женщина одинокая. Жила тут в рыбацкой сторожке, муж у нее умер, а меня она спасла своей жадной вдовьей похотью.
Уже почти живой я вернулся к товарищам, к тем, что в лесу остались. Спасти удалось не всех, кто-то меня просто не дождался. Мне пришлось их самих кормить, целовать каждого, потом к вдовушке таскать, личину свою давать. Ну и оргию же мы тогда устроили. Демоны трахали вдовушку, потом демониц, потом опять вдовушку, а кто кого целовал мы даже не разбирали.