Армия всегда воспринималась мной, как этапом становления мужчины. Это было достойное испытание, через которое я просто был обязан пройти. Не с целью отдать долг государству, у меня даже в голове такого не было, а с целью полноценности себя – готовности к созданию семьи, и жизни в целом.
И потом, воинственные персонажи книг и фильмов вдохновляли меня на подвиги, и армия – это был единственный вариант, где я реально видел реализацию геройства (бабушкины песни здесь тоже играли свою роль). Поэтому я с радостью отправился в новый путь.
Попал в Москву… 95 год – смутное время для армии, и хорошо развитая дедовщина. Но, тем не менее, командиры все-таки служили и порядок держали. А я старался избегать конфликтов, хотя и не всегда получалось. Главное: органы на месте и кости целы.
А вот переоценка опыта в новой реальности происходила мощно. Совсем неожиданным для меня стало первое письмо от мамы, вызвавшее эмоциональный срыв. Слезы залили все письмо, текст размывался, и я его кое-как прочитал. До сих пор не могу вспомнить, что там было написано.
Говорят, что в армии, как себя поставишь, так и будешь жить. Я с этим не соглашусь. Армия – это как крайность, в которой проявляется истинная суть человека. Если был «гнилым» на гражданке, то «гниль» все равно проявится. Если был наглым, то наглость и проявится.
Я же был готов к подобному: 7 лет интернатовской жизни сформировали определенный стереотип поведения. И при унижении «дедами» я спокойно относился к обстоятельствам, понимая, что это не лучший способ подавить младшего и показать свою крутизну. Поэтому, я не обижался и не злился на «дедов», и мести не хотел. Как-то больше пытался создавать хорошие отношения.
Но сильнее меня привлекали «деды», возвращавшиеся из боевых действий, из Чечни. Мне казалось, что им очень повезло, что они герои и им есть, чем гордиться. Хоть нас и пугали, что это самые злостные «деды», и держаться от них нужно подальше, я все-таки старался приблизиться и узнать больше о войне, о Чечне.
В Москве я не успел дождаться младшего призыва – добровольно улетел в Чечню. И в какой-то степени я оказался в своей реальности. Грязь, палатки, костры, каша, автомат под рукой, техника – реальные условия боевых действий.
С «дедовщиной» здесь оказалось проще, хотя нас и пытались в начале запугать. Выход нашелся быстро: я помог отремонтировать Камаз-бензовоз и стал стажером «деда».
Потом был первый обстрел. Сильно испугаться не успел, но все-таки жизнь близких мне людей успела мелькнуть в голове. В тот момент, я больше наблюдал за майором, который под свистом мин шел по территории и разгонял растерявшихся «воинов». Меня такое бесстрашие больше впечатляло, чем сам обстрел.