– Тебе и не надо ничего говорить. Впервые в жизни у тебя появился секрет от меня и связан он с мужчиной. С тем, который даже не позволяет тебе обсудить все с подругой. Что это за любовь такая? – С каждым словом подруга распалялась все сильнее. – Рон, полагаю, тоже не знает. Ну, конечно, не знает, что за идиотский вопрос. Ради него затеяна вся эта таинственность. Ну и мужик этот твой Калеб, раз не может отыскать в себе мужество открыто противостоять твоему брату и доказать свою любовь.
На это слове на глаза навернулись слезы. Я чувствовала как начала трястись губа. Мэл заметила мое состояние и протянула руки, приглашая в свои объятия. Как только ее теплые руки окружили меня, я расплакалась. Напряжение целого дня, которое не отпускало с самого утра, выплеснулось подруге на толстовку.
– Милая, поговори со мной, – ласково произнесла Мэл, поглаживая мою спину.
– Я … я не могу. – Я приглушенно всхлипнула ей в плечо.
– Джемма, успокойся, – приговаривала Мэл, когда моя истерика разгоралась сильнее. – Ты должна что-то сделать с этим. Так не пойдет. Он должен поступить как мужчина. Это он запрещает тебе рассказывать мне? – Я кивнула. – Какой мудак, – зло выплюнула она. – Джемма, – обратилась Мэл, взяв мое лицо в ладони и подняв так, чтобы я посмотрела на нее. – Я не прошу тебя ругаться или расходиться с ним. Просто пообещай подумать об этом. Я считаю, что эта таинственность – это неуважение к тебе, как будто ты маленький грязный секрет. Но ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь, чтобы о любви к тебе кричали на весь мир, а не скрывали как какой-то позор. Ты подумаешь над моими словами? – Я кивнула. – Обещаешь?
Я еще раз кивнула и снова окунулась в объятия подруги. Только в этот раз из моих глаз текли не слезы горечи и обиды, а злость. На Калеба и его дурацкий план скрывать меня и наши отношения от окружающих.
Я проснулась следующим утром от тихого похрапывания рядом. Открыв глаза, я улыбнулась. Мэл с гнездом вместо волос развалилась на второй половине кровати, запрокинула голову назад и спала с открытым ртом, из которого вырывалось очаровательное рычание. Я смотрела на подругу и вспоминала наш разговор накануне вечером. Я еще долго прижималась к ней и плакала так много, как будто кто-то открыл шлюзы и выпустил наружу то, что копилось неделями.
Мэл больше ничего не говорила на тему наших с Калебом отношений. Но в этом вся Мэл: один раз четко обозначив свою позицию по любому из вопросов, она больше никогда не возвращалась к обсуждению, пока повторно не возникнет такая необходимость. Так произошло и вчера. Четко высказав свое мнение и дождавшись, пока из меня вытекут все слезы, подруга просто перевела тему на ужастик, который мы включили, и на жуткий соленый попкорн, от которого пекут губы.