– И мой отец, несомненно, знает, кто ты на самом деле, – утвердительно сказала Марианна.
– Да, он узнал меня еще в ту ночь, когда я увез тебя из монастыря, – усмехнулся Робин. – Сэр Гилберт ведь и прежде вместе с твоей матерью леди Рианнон был частым гостем моего отца, он хорошо знал меня. А с возрастом, как говорили многие, кто помнил отца, я стал очень похож на него. Так что меня даже ваш старший ратник узнал, когда я освобождал твою охрану, которую связали те, кто похитил тебя. На второй день моего пребывания во Фледстане, когда ты была занята делами, а у моей постели сидела Клэр, сэр Гилберт пришел, отослал Клэренс, и мы долго говорили с ним.
– И когда ты так внезапно решил покинуть Фледстан…
– Я и сам понимал, что мне пора возвращаться в Шервуд. Но в тот день твой отец, застав нас в тренировочной зале, просто потребовал, чтобы я уходил. Он довольно резко выговорил мне за то, что я стараюсь вызвать в тебе влюбленность, и попытался взять с меня слово, что я не открою тебе своего настоящего имени и, покинув Фледстан, не буду искать с тобой встреч. Я же неменьшей резкостью ответил ему, что мое имя находится исключительно в моей власти, и он забыл добиться от меня обещания выполнить и второе его требование.
– Да, я помню, как ты был рассержен, и удивилась этому. Теперь понимаю, что тебя рассердило. Но ты казался мне одновременно и расстроенным, – и Марианна пытливо посмотрела на Робина.
Он с грустью улыбнулся и вскинул на нее глаза, в глубине которых тенью мелькнула давняя печаль.
– Знаешь, я ведь почти сумел успокоиться после того, как видел тебя на турнире. Мне нелегко далось это спокойствие, которое почти граничило с безразличием к тебе. И вдруг отец Тук присылает мне зов. Я приезжаю к нему и узнаю, что ты в опасности. Все мое спокойствие словно водой смыло. Если бы с тобой тогда что-нибудь случилось, я не простил бы себе этого до конца своих дней! А потом две недели во Фледстане рядом с тобой… С каждым днем я понимал, что моя любовь к тебе крепнет и растет. Она оказалась подобна птице Феникс. Вот ты уже уверен в том, что Феникс умер, и вдруг он взлетает ввысь из собственного пепла и победно парит в небе еще более живой и яркий, чем был! Каждая минута, проведенная возле тебя, уменьшала мои надежды справиться с собственным сердцем. Знала бы ты, как я радовался твоему крепкому сну! – неожиданно признался Робин.
– Почему? – удивилась Марианна.
– Потому что каждую ночь я вслушивался в твое дыхание и, когда уверялся в том, что ты уснула, приходил в твою спальню, садился рядом в кресло и смотрел на тебя, пока ночь не сменялась рассветными сумерками, – совершенно обыденным тоном ответил Робин.