Да, я любила каждого мужчину. Но любила лишь потому, что любила то, чем я занимаюсь. Я любила разделять с ними свое тело. Любила секс. Какой бы он ни был. Я его любила. Любовь крылась где-то далеко и лишь сейчас, обнародовав все свои чувства, я понимаю, что не хочу их ни с кем разделять. Это секрет, который никому не нужно знать.
Ангус не уходил из моего дома еще долго, он все пытался изменить мое мнение о себе, но этого не происходило лишь потому, что я этого не позволяла. Он ушел после того, как я уже не вытерпела и начала обвинять его во всем том, о чем я успела подумать. О его желании любить, которое тесно связано с его оргазмами. О его гнусных попытках купить меня полностью. Когда я правда очень сильно распылялась, он просто испугался и ушел. Ушел вовремя для него самого.
Я осталась одна. Совсем одна, лишь кот мурчал и ходил вокруг-да около меня. В молчании, вечной агонии молчания, я продолжала быть собою. Я раскрыла себя, раскрыла свою сущность. И мне было мерзко и плохо от себя, но, в тот же момент было до безумия восхитительно чувствовать свою свободу. Свободу над собой. Ангус ушел из моей жизни, Бен следовал перед ним. Никаких мужчин не оставалось. Я лежала на кровати, слушала тяжелую музыку и не хотела никуда вставать. Мое тело невыносимо много стало весить, я не могла себя поднять. Будто камнем придавленная, я лежала днями и неделями. Я ходила в туалет, в душ. Я перестала есть. Я перестала ходить в магазины, лишь изредка выбиралась для того, чтоб купить моему котику корм. Он нежно мурчал, когда я приходила домой. Он был таким ласковым мужчиной, таким урчащим маленьким комочком. Мы лежали с ним вместе, прибитые моим камнем.
Однажды я обратила внимание на себя в зеркале. У меня никогда не были тонкими ноги, всегда на них было хоть немного пухлости. Сейчас же ноги превратились в две палочки, что держали не такое уж и огромное и неподъемное тело. Вся пышность груди ушла, на месте бывшей груди были небольшие соски и едва заметная кожа. Мои ключицы и раньше были заметной частью, но сейчас они стали вдвойне ярче. Все тело, будто из него выкачали энергию, было серым, таким вдруг старым. Таким ненужным. Я смотрю на свои костлявые руки, на запястья. Когда-то эти руки трогали сотни мужчин, сотни мужчин ласкали эти пальцы. Я поднимаю взгляд выше в зеркале. На мое лицо. Корни волос на голове безобразно отросли уже на сантиметра три, волосы сальными свалявшимися дредами висят и касаются плеч. Я смотрю на это, на это все безобразие. И замечаю ножницы.
Ножницы, маняще, поблескивают от света тусклой лампы в ванной. Они светятся и тянутся ко мне. Пальцами я захватываю ушки ножниц и подношу их к волосам. Одним срезом в раковину падает небольшой кусочек моих волос. Я смотрю в зеркало. Из этого отрезанного кусочка выглядывают уши. Я режу дальше и дальше. Пока раковина не заполняется моими волосами. Все волосы, неровно и рвано, едва касаются ушей. Я смотрю в зеркало. Еще секунду бы, и я отрезала себе нос, пропорола щеки. Еще бы секунду, и я вспорола бы себе все лицо. Кто-то звонит в дверь. Я собираю волосы и выбрасываю их в туалет, нажимаю смыв.