Старушка на курьих ножках (Лампига) - страница 31

–Особенно лук, – вставила Катерина.

На кассе Бруно и Варвара одновременно протягивали свои кредитные карты. Девушка кассир понимающе улыбнулась, взяла карту Бруно, подмигнула Варваре. Затем они направились к машине. Бруно открыл дверь, усадил дам, затем сложил сумки с продуктами в багажник, уселся за руль. Он вообще весь вечер проявлял исключительную галантность и заботу о них – придерживал двери, подавал руку, справлялся об их удобстве, расспрашивал о жизни и нравах в поместье, отвечал на их вопросы, даже шутил. Он был настолько естественным в своей галантности, что ни одной из девиц и в голову не приходило подозревать его в лукавстве.

И вот они ехали в поместье. Солнце почти целиком завалилось за горизонт. Быстро темнело. Мелькающие по сторонам виды постепенно теряли четкие формы, превращались в смутные тени, пока видимое пространство не сжалось до одного желтого пятна – света автомобильных фар. Бруно уверенно вел автомобиль, большую часть времени молчал, почти не вслушивался в болтовню подруг. Он размышлял. Покрутил тумблер приемника, нашел подходящую волну, сделал погромче. Салон заполнился бодрыми звуками Рок.фм. Варя обернулась на Катерину, они переглянулись, словно ища друг в друге подтверждения одновременно пришедшим мыслям, ощущениям. Девушки притихли. Обе они почувствовали и признали в нем его врожденную, такую естественную и давно забытую ими мужскую суть. Здесь и сейчас он был вожаком, обозначающим свою территорию. «Как ему удается в чужой стране, среди незнакомых людей быть таким уверенным, внушительным?», думала Катерина. Варя украдкой разглядывала его. Красивые руки на руле завораживали. Тонкий европейский профиль не оставлял сомнений в чистоте происхождения…Он бросил на нее насмешливый взгляд. Очки хищно полыхнули светом встречных фар. Она покраснела и отвернулась, уставилась на дорогу. Он улыбался. Ему нравилось ехать вот так. Ему нравилось ее смущение. Нравилось, что она сидит рядом и разглядывает его. Ему даже нравилась ее несносная подруга. Он ничего не знал о них еще сегодня утром. Невообразимо! Он знал их всегда!

Когда подъезжали к поместью, на широкой хорошо накатанной грунтовой дороге Бруно сбавил скорость, они плавно приближались. Из темноты им навстречу катила самая настоящая....бричка! Запряжена она была гнедой лошадкой, колокольца сказочно звенели. Бруно завороженно проследил за бричкой, пока та снова не скрылась в темноте.

–Чертов портал, – пробормотал Бруно. Катька заливалась смехом. Спектакль продолжался.


5


По прибытии разместили Бруно в одной из спален для гостей. Просили не задерживаться к ужину. Он распахнул окно своей комнаты, оно выходило к лесу. Бруно высунулся из него наполовину, жадно втянул пьянящий воздух ночи, послушал лес, луга. Лунный свет, мягкий, деликатный, колдовской, наполнял пространство, разливался в воздухе, стелился по реке, оврагу, проникал в лесную чащу. Луна безмолвным дирижёром правила бал! Бруно Дюпре улыбался блаженной безотчетной улыбкой. Он осознал, что и лес, и речка, и луна и сам он, Бруно Дюпре, существуют! Он вдруг осознал себя по-настоящему…живым, наполненным! Это осознание ошеломило его! Бесконечный, невероятный день! Ему даже было немного жаль его отпускать. Он прокрутил в голове немыслимую череду событий, улыбнулся. Мысли раз за разом возвращали его к темноволосой женщине. Вот она окинула его зеленым взглядом, вот улыбнулась, что-то сказала. Он решил для себя, что бы ни произошло, что бы ни придумала старушенция, чем бы ни ответил ей дед, он будет на стороне Барбары. Он сделает все, о чем бы она его ни попросила. Он сам удивился своим мыслям. Нет, никогда раньше Бруно Дюпре, успешный бизнесмен, умный, расчетливый малый не мог похвастать подобной…пылкостью. Он умело добивался желаемого, манипулировал людьми, событиями, обстоятельствами, с ловкостью шахматиста он продумывал шаги наперед. Его уважали, боялись, ненавидели, он же правил своим королевством холодной бесстрастной рукой. Теперь, стоя у окна старого дома в богом забытой российской глуши, в потоке фантастического лунного света он не принадлежал больше себе одному. Она будто стала его частью.