– А теперь уезжайте и не возвращайтесь, – сказала она по-русски, но они ее поняли бы и без слов. Тот солдат, что заходил в дом, где была Настя, уже, неосознанно для самого себя, составлял в своей голове версию объяснения того, где он мог потерять свой автомат. А еще он стал замечать, что у него начинается мигрень. Тогда он конечно еще не знал, что эта «мигрень», которая растекалась по его мозгу, как расплавленный металл растекается по форме с углублениями, убьет его еще до восхода солнца следующего дня. Но сейчас это не имело никакого значения: они выполнили приказ, проверили окрестные леса на предмет наличия в них партизан, никого и ничего не нашли, правда автомат пропал… Но он решит этот вопрос. Если успеет.
Ягарья укрыла Марусю своим меховым платком.
– Полноте, Машенька, – успокаивала она плачущую девушку, – они бы тебе ничего не сделали. Ты бы упорхнула от них раньше, чем они ввезли тебя в деревню.
– Знаю, Ягарья Павловна, – ответила Маруся, – но все равно: страшно так было! Спасибо, Анастасия Петровна!
– Не надо меня благодарить, – ответила Настя, – мы своих не бросим, правда?
– Прости, Настя, старею… – сказала Ягарья.
– Главное, что все обошлось, и Маруся дома.
Все трое вошли в дом, когда убедились, что машина фрицев окончательно исчезла на горизонте.
– Выходи, Татьяна! – сказала Ягарья, открывая ход в погреб.
– Павловна… – тихо позвала ее Настя. – Иди сюда…
Настя подошла к койке Феклы Филипповны, чтобы убрать автомат немца. Баба Феня никак на это не реагировала.
– Она…
– Не дышит, – договорила за Настю Ягарья, подходя к кровати, – баба Феня не дышит.
Из-под полы вышли Таня, Никитична, Шура и другие девушки, что прятались в этом доме. И Ванюша был с ними. Никто не произнес ни слова. Опираясь на стену, из своей комнаты вышел Павел. Его, казалось, никто не замечал. Девушки: Таня, Шура и Маруся, у которой и глаза-то еще не успели просохнуть, разрыдались первыми.
– Фекла Филипповна! – скрестила руки на груди Вера Никитична. – Да что ж ты…
– Ее час пробил, – тихо сказала Ягарья, сидевшая рядом с телом умершей. – Недоброе дело она напоследок сделала, как для ведуньи, но правое, как для русского человека. Последние силы отдала она, чтобы супостата с этого света свести, почитай померла, защищая Родину.
– Паша, – заметив парня, тихо сказала Настя, по щекам которой тоже уже текли слезы, – тебе нельзя вставать, раны внутри еще не затянулись.
– Я вам соболезную, – сказал он девушке, так и стоя, опираясь на дверь комнаты.
– Ты же сам потерял всю семью, – ответила Настя, подойдя ближе. – Спасибо, но все-таки тебе надо прилечь. Тут ты не помощник, уж извини. Мы сами…