Оля не двигалась, только смотрела на ту, другую, тоже с бритой головой, отчего ее круглые щеки казались просто огромными. Та девчонка взяла оба одеяла, переложила их на Олину кровать, вернулась к себе. В глазах читались страх и не понимание. Оля не моргала. Какое-то мгновение они обе не двигались, затем пухлая девочка снова слезла со своей койки и полезла под нее. Теперь уже на ее глазах проступали слезы, но она ничего не говорила. Она легла на пол под своей кроватью и свернулась калачиком. После этого Оля легла к себе, укрылась двумя одеялами и отвернулась. Она и сама не поняла, что сейчас произошло, но одним она была довольна: ей было тепло.
Приют – не лучшее место для маленькой девочки, но все же лучше, чем улица, где, если не умрешь от голода или холода, умрешь от работы или чего похуже: от пьяного, нехорошего мужика… Девочка подрастала. Шитью в приюте обучена была, к порядку привыкшая. Но не то все это было. Не то. Знала Ольга, что отличается от других девочек. И ей это нравилось.
Сперва тихую, всегда с опущенной головой девчушку высмеивали другие воспитанницы приюта, старались обидеть, досадить ей. Но после того, как щекастая соседка по койкам, рыдая, провела, ночь под своей кроватью, не имея возможности пошевелиться до тех пор, пока Оля поутру не заглянула ей в глаза, все изменилось. Самой Оле не понравилось то, что она сделала: хоть пухлая ее и обижала, все же неприятно было смотреть, как утром у нее от проведенной на холодном полу, в одной позе, ночи болели все кости и мышцы. Больше маленькая ведьма, как ее обзывали девочки, никому не вредила, но и своей выгоды не упускала.
Выбрала Оля себе в подруги Женьку: рыжую девчушку, которой доставалось в приюте больше всех, как от девочек, так и от настоятельниц и учителей. Жалела ее, что ли. Велела она Жене раздобыть пару платков, чтобы головы бритые прятать, да только ничего у Жени не вышло. Пришлось самой «глазки строить» учителям да нянькам, чтобы те ей свои шмотки подарили.
Так и сбежали девочки из приюта, по двенадцать лет им было. Хотели они незаметно на товарном поезде до Москвы добраться, да отправлялся он с вокзала Воронежского днем, а днем сложно на него попасть им было бы: всем в округе Оля глазки состроить бы не смогла. Пришлось им поздно вечером, как стемнело пробраться на поезд пассажирский, а когда билеты у них проверяли: тут Ольга и принялась лыбиться.
Полгода по Москве скитались, пока холодать не стало. Работали то на фабрике, то на рынке помогали купцам, то доставляли товары для богатых особ. Не голодали. Этого Ольга не допускала. Когда работы не было, она пользовалась своим умением и добывала кусок хлеба, но считала это крайней мерой и редко к ней прибегала.