– Даже и не вздумай! В клинике – сухой закон.
– Я с ума сейчас сойду! – Сорвавшись со скамейки, я заметался по аллее, обдираясь о колючки этих проклятых кактусов.
Михаэль на ходу поймал моё запястье и железной хваткой притянул к себе.
– Пойми ты, за тобой следят! Не успеешь ахнуть, как окажешься в смирительной рубашке.
Я вернулся на скамейку, рукавом вытер холодный пот со лба. На всякий случай отодвинулся от Михаэля. Признаюсь, я сейчас его боялся. Придя в себя, вновь затряс приятеля.
– Но почему ты выбрал именно Москву, а не сделал это в Хайфе?! В конце концов, твой прах развеяли бы не над Москвой – рекой, а над Иорданом…
– Думал я об этом, – признался Михаэль. – Но в Израиле не практикуется кремация. Здесь хоронят в землю. А с кладбищенской землей – острая проблема. Вот покойников и селят в специальных нишах в кладбищенской стене. Я, конечно, понимаю раввинат – Израиль не резиновый. Но и раввины должны меня понять: лежать замурованным в каменном мешке, одному, без воздуха, в полной темноте… Я с детства темноты боюсь в закрытой комнате. Жива была бы мама, подтвердила.
– И что теперь прикажешь делать? – Спросил я у приятеля.
– Не знаю… – Горестно ответил Михаэль. – А тут еще тень Гоголя взялась меня преследовать. Гоняется за мной, цепляется холодными руками, и умаляет выслушать.
– Час от часу не легче… Ты и вправду сдвинулся умом. Не обижайся, но Служба безопасности была права, когда упекла тебя в психушку…
– Возможно… – согласился Михаэль.
– Но хотя бы мне сказать ты можешь, что Гоголь хочет от тебя?
– Тебе могу, но это только между нами… – Михаэль поднялся со скамейки и проверил кактусовые заросли. Убедившись, что прослушки нет (санитары, наверное, отвалили полдничать), продолжил:
– Жуткая история. Оказалось, Гоголь, как и я, панически боится темноты в замкнутом пространстве.
– Не удивительно, что вы нашли друг друга…– Я некстати по-дурацки усмехнулся и тут же извинился. – Прости, не хотел тебя обидеть…
– Да я уже ни на кого не обижаюсь, – печально отмахнулся Михаэль. – Так вот, он и говорит мне, что у него страх смерти. И что завтра его должны захоронить. А он сопротивляется, клянется, что не умер, а просто задремал. Что он в гробу проснется, а будет уже поздно…
Тут я содрогнулся. Мне вспомнилась статья, в которой приводился следующий факт: эксперты, чтобы убедиться в истинности опасений Гоголя, вскрыли, якобы, его могилу и обнаружили, что голова великого писателя повернута на бок, а обивка гроба исцарапана.
Я пересказал эту статью приятелю. У Михаэля носом кровь пошла. Да так обильно, что обрызгала щебенку у скамейки. Михаэль достал бумажную салфетку из кармана, ликвидировал пятно и салфетку снова запихнул в карман.