Она доверилась мне, нежная ладонь, длинноресничные глаза. Так куда ж, скажи ради дьявола, вывожу я её из-за занавеси? В неизбывную обусловленность неизбежно видимого. Она, она, она. Кто? Та девственница у витрины Ходжеса Файгса, что в понедельник высматривала какую-то из алфавитных книг, которые ты собирался написать. И до того ж проникновенно ты на неё поглядел. Кисть продета в плетеный хомутик её зонтика. Проживает в Лизон-Парк в окружении грусти и изысканных безделушек, любительница литературы. Расскажи кому другому, приятель: газировка. Бьюсь об заклад, на ней эти Богом проклятые резинки и жёлтые чулки штопаные толстой шерстяной ниткой. И у неё всего и разговоров-то, что про яблочный пудинг: piuttosto. Где твои мозги?
Коснись меня. Мягкими глазами. Рукою мягче мягкого. Мне так тут одиноко. О, коснись же скорее, сейчас. Что за слово известно всем людям? Вот я здесь один. Пропадаю от тоски. Притронься, коснись меня.
Он лёг на спину, простершись на острых камнях, затолкал исписанную бумагу и карандаш в карман, надвинул шляпу на глаза. Я повторил движенье Кевина Эгана, как он вздрёмывает своим субботним сном. Et vidit Deus. Et erant valde bona. Alo! Bonjour, дарит радость, как майские цветы. Из-под полей взглянул сквозь павлиньепереливчатость ресниц на солнце движущееся к югу. Я заключён в этот полыхающий пейзаж. Час Пана, фавнов полдень. Средь налитых ползучих растений, плодов молочносочных. Где привольно раскинулись листья на тёмных водах. Боль далека.
Что толку голову ломать.
Взгляд его преломился на широконосых ботинках, обноски Мака nebeneineinder. Пересчитал складки поморщеннной кожи – чужая ступня уютно тут гнездовала. Ступня, что по-балетному притопывала о землю; ступня, что не люба мне. Но ты так восторгался, когда тебе налезли туфли Эстер Освальт: была у меня в Париже девушка. Tiens, quel petit pied! Надёжный друг, братская душа: Уальдова любовь, что никак не осмелится вымолвить имя своё. Теперь он покинет меня. Чья вина? Каков я есть. Уж каков есть. Всё или вовсе никак.
Широкими разводами размашистого лассо прихлынула вода, покрывая зелёнозолотистые песчаные лагуны, вздымаясь, струясь. Пусть ясенёк уплывёт далёко. Нет они пройдут, минуют, трутся о камни внизу, водоворотятся, проходят. Надо срочно отлить. Вот слушай: четырехсловная волноречь: сыйсэ, хыйлс, рссиисс, ооос. Страстное дыхание вод средь морских змеищ, дыбящихся коней, камней. В чашах камней похлюпывает: плоп, хлюп, шлёп: как заключённая в бочки. Иссякнув, прекращает речь. Журча отплывает, разливаясь шире, кружит на плаву клок пены, распускающийся бутон.