В лёгких чисто. Гриша так сказал, отнимая стетоскоп от её спины, и она наконец смогла опустить свитер. Завернувшаяся шерстяная ткань не слушалась, и она дёргала, нервничала, а Гриша и внимания не обращал, он уже сел что-то писать в её карте. «Миндалины красноваты, конечно. Горло болит?» Она уже отчасти взяла себя в руки, в меру сиплым голосом пояснила, что да, першит иногда. Гриша выудил из ящика пластинку леденцов, кинул ей на колени. «А вообще, лучше полоскать. Морская вода – идеальный антисептик, можно бы набрать забортной из клапана, но для тебя, наверное, холодновата будет. Так что – чайная ложка поваренной соли на стакан воды, три раза в день».
Гриша был такой же, как всегда, деловой и собранный, но эта собранность казалась ей неестественной, словно он, как и она, изо всех сил старался не совершить какого-нибудь промаха, не обнаружить свою неловкость – а может, злость. Он злился на неё? Она бы злилась наверняка, на месте любого из этих ребят.
Но она ведь не сделала ничего плохого – за что же смотреть сквозь неё, делать вид, что ничего не случилось и её, Саши Вершининой, здесь просто-напросто нет? И она сама начинала злиться, и старательнее улыбалась, пристально глядя на него.
Гриша не замечал. Гриша пихнул ей градусник и, пока она сидела, зажав его подмышкой, не сказал ни слова. «Тридцать шесть и восемь… ну, кажется, всё в порядке. Насморка нет?»
Никак нет, товарищ доктор. Всё хорошо.
Спохватившись, она кинулась благодарить – за спасение, за то, что благодаря ему она ещё и здорова. Гриша отмахивался: «Да все старались, все… слушай, а носки мои тебе ведь больше не нужны?»
Она, конечно, их тут же сняла, сунула ноги в тапочки, новые, ещё не разношенные. «У интенданта этого добра навалом, а прошлые твои проще было выкинуть. Хлебнули воды так, что не дай бог».
Он вручил ей и новую робу с брюками – в запечатанном целлофановом пакете. «Можешь прям тут переодеться, я выйду. Хотя скоро первой смене ужинать, не пойдёшь же ты в РБ в кают-компанию».
Есть, собственно, не хотелось. Желудок слипся с пищеводом, горло сжималось. Но если она не насмелится выбраться сейчас, потом будет тяжелее. Да и Гриша, несмотря на весь свой пофигизм, наверняка посмеётся над ней, если она попросит оставить её ещё на денёк здесь, в изоляторе.
Так что она просто сказала ещё одно спасибо, взяла пакет и пошла в свою каюту.
Смешно: в отсеке занятые люди крутили клапаны, гремели железками, а ей казалось – стоит неосторожно громко шагнуть, что-нибудь задеть или просто остановиться, не дойдя до конца коридора, все повернутся к ней и начнут буравить её глазами.