После освобождения от немцев Ворошиловграда (Луганска) Цвиркунова поставили руководить спецшколой Военно-воздушных сил (1944–1953), потом он стал секретарем Ворошиловградского горкома КПУ. Закончил аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС (1959), работал ответсеком журнала «Комуніст України». Защитил диссертацию, но не по марксизму-ленинизму, а филологическую. И в 1963 году Цвиркунова назначили директором киностудии им. Довженко.
Такая вот коллизия, человек, делающий успешную карьеру в СССР, сумевший попасть в узкий круг номенклатурных должностей, берет в жены почти диссидента, поэтессу, которую постоянно обвиняли, как минимум, в формализме. Сама Лина Костенко так говорила об этом: «Мы познакомились в трудные для меня времена <…> И только очень смелый человек мог предложить руку и сердце такой “крамольной” женщине, как я. Он ничего не боялся. Абсолютно ничего!»[107]
Любовью и восхищением дышат все ее слова о муже: «Когда мы впервые встретились — только посмотрели друг на друга, и почувствовали близость. Все, что было дорого ему, стало дорогим и для меня. Мои друзья стали его друзьями. Многие, зная мой характер, изумлялись: и как это он с ней живет? А все очень просто. Василий Васильевич считал, что должен меня защищать. И, чувствуя себя защищенной, я делалась “как шелковая”. В то же время кого-то удивляло: почему мне так дорог и близок этот “номенклатурный руководитель”? Ведь он, в силу интеллигентности, никогда не выставлял напоказ свое благородство, доброту… Однажды я увидела листок, на котором муж расписывал шариковую ручку. Обычно пишут первое, что приходит на ум, скажем, свое имя. А он исписывал все страничку словом “добро”!»[108]
Кстати, первой на эту особенность Цвиркунова обратила внимание даже не Лина, а ее дочь Оксана. Ей было девять лет, когда в доме появился Василий Васильевич. По словам Костенко, она сразу приняла его как отца.
«Знаете, дать ребенку отчима не так-то просто. Я понимаю женщин, которые всю жизнь оставались одинокими, чтобы не привести в семью, к детям, чужого человека. И если бы я почувствовала, что муж может быть даже не равнодушным, а душевно-глуховатым к моему ребенку, или что он будет любить нашего общего сына больше, чем мою дочь… Тогда — все, до свидания! Но ведь этого не запрограммируешь. Ты же не можешь поставить условие: люби моего ребенка! Любовь либо есть, либо нет. И не успела я даже задуматься на эту тему, как увидела, что моя Оксанка полюбила Василия Васильевича, как отца. При этом она знала, что у нее есть родной отец, с которым мы расстались.