Прим. авт.) не имели для него значения. Разве что тогда дома он выкуривал чуть больше своей нормы — двух пачек сигарет. Он начал курить еще на войне. А бросил в один день. Ради меня. Однажды заметила ему: мол, как же я могу бросить, если ты сам куришь. Он затушил окурок и сказал: “Все. Это последняя сигарета”. И больше не притронулся к пачке никогда!»[110]
Но их семья в любом случае была счастлива — тихим счастьем, когда подрастают дети, когда заграницу ездить нельзя, но зато на верном «Запорожце» с ручным управлением можно объездить всю Украину. А потом мариновать и засаливать дома собранные грибы. Лина с превеликим удовольствием освоила и эту часть бытия: «Когда любишь, все успеваешь». Тем более, что она не тратила время на бесконечные статусные собрания и «посиделки» в писательских президиумах (и в этом было некоторое благо ее отлучения от в «официальной литературы»). Не ходила также на «писательские тусовки, рестораны и кафе “Эней”». У нее была своя человеческая, поэтическая вселенная — работа за письменным столом и семья: «Очень помогала мне мама. Помню, я удивлялась: как это она умеет все делать? А мама в ответ говорила: “Я тоже ничего не умела, пока моя мама была жива”. И вот ее не стало… А для меня пирожок испечь — это высшая математика, по части быта считала себя абсолютно бездарной. Ну, думаю, неужели не смогу нормальный обед приготовить мужу? Все кулинарные книги прочитала, все мамины советы задействовала»[111].
Муж Василий из самых добрых побуждений уговаривал Васильевну: «Линусенька, зачем ты тратишь время? Это не твое призвание. Давай поедим “по сокращенной программе”». Но в том то и дело, что Костенко ничего «по сокращенной» делать не могла, просто не умела, не так устроена: «Уж если пишу стихи, так пишу стихи. А если готовлю, то пусть это будет произведение искусства. Мама пекла замечательные пирожки — запах теста знал каждый бывавший у нас дома. И вот, представьте, тесто удалось мне с первого раза. И гости с порога уважительно так говорят: да, в этом доме всегда пахнет пирогами… Очень красивые получаются пирожки и вареники с лесной малиной или земляникой — когда их выложишь на рушничок. Василий Васильевич, конечно, подшучивал надо мной, но я же видела, что ему это приятно! Покупной деликатес для него был ничто по сравнению с домашней едой, особенно той, что пахнет его родной степью, а значит, и зерном, молоком, зеленью… Так почему же я должна была отказывать себе в радости приготовить ему что-то вкусное и красивое? Постараться, чтобы приправы не повторялись, пофантазировать с закуской»