Шум (Ася) - страница 3

Ещё я помню мою покойную бабушку (папину маму) Она умерла, когда мне было 14, но память о ней и чувство благодарности не умрёт никогда. Её звали Лидия. Бабушкой Лидой называли её мы. Бабушка Лида всю жизнь работала учительницей начальных классов, а её муж – наш дедушка, впрочем, как и сын – наш папа – всю жизнь пил, причём это был хронический алкоголизм, от которого первый и скончался в 43 года. Бабушка Лида учила меня читать и писать и это такие бархатные, воздушные воспоминания, которыми я очень дорожу. Ещё я помню, как оставалась ночевать у неё. Мы раскладывали жесткий диван, на котором было безумно тесно, и я долго не могла уснуть, и просто лежала, вдыхая запах от залежавшейся сорочки моей бабушки. А она уже давно уснула под звуки движения маятника на старых часах. А утром она готовила нам картошку и добавляла в неё сухарики и это сочетание я обожаю до сих пор. Потом мы шли смотреть телевизор. Обычно она любила смотреть русское лото, а я в это время уговаривала её почитать мне. Прошло уже лет 14, наверное, а я помню те дни, и со временем даже вспоминаю новые подробности, детали.

В садик я начала ходить только в 6 лет, то есть я пришла в, уже сформировавшуюся группу, всего лишь на 1 год. У меня была диета, которую нереально было соблюдать в общественном учреждении, а без неё я бы умерла. По крайней мере сколько себя помню, всегда слышала эту фразу от мамы: «Не ешь конфеты, хочешь умереть?» «Не ешь жареную картошку, мы столько сил и денег на тебя потратили, не для того чтобы ты себя гробила!» И все в этом духе. В садике меня не любили, не давали мне игрушки, и чтобы хоть как-то обратить внимание воспитателей и мамы, я жаловалась маме на одну девочку. Она ненавидела меня больше всех. Никогда не забуду её кудрявые волосы и противный голос. Её зовут Соня. Я приходила из садика и говорила маме: «Меня обижает одна девочка». Когда мама никак не реагировала, то я начинала придумывать всякие истории. Я хотела почувствовать защищённость, а для этого мама должна была поговорить с этой девочкой. И для этого нужна только очень критическая ситуация. Это я понимала уже в 6 лет, уже тогда я понимала характер мамы. В общем в один из холодных вечеров я пришла из садика, мама очень любила, когда ей чешут спину (кстати и сейчас тоже), и я чесала спину, разместившись на огромной, как мне тогда казалось, родительской кровати. Я начала жаловаться, и самое страшное, но в то же время правдоподобное, я могла сказать про побои. Разумеется, меня никто не бил туфлей по голове, но мама так не думала. Ей я рассказала именно эту историю. Как одна кудрявая девочка Соня бьёт её дочь туфлей по голове. Это конечно странно, но мама мне поверила и на следующий день мы вместе заходили в группу. А я иду и боюсь, вдруг мама поверит той девочке, а не мне. Согласитесь, историю я придумала бредовую. По крайней мере сейчас мне именно так и кажется. И вы не представляете, какое счастье я испытала, когда мама ругалась с кем-то из-за меня. Мне было так приятно. С того момента девочки и мальчики со мной просто не разговаривали. Я была тихим ребёнком, по крайней мере в садике. Я просто играла с общими игрушками, и воображаемыми друзьями, но не в куклы. Я играла сама с собой в больницу и в повара. И мне это даже нравилось. Так было спокойнее. Меня точно никто не обзовёт и не отберёт свою игрушку, если вдруг я захочу играть по своим правилам. Поэтому в игре сама с собой правила устанавливала я сама. И это было волшебно.