Оказывается, интуитивно она и раньше его чувствовала…
Но не будешь же с кулаками бросаться на взрослого дяденьку или тетеньку, чего доброго, в тюрьму посадят! И про приступы догадались, начиная сторониться. Иногда специально дразнить, чтобы увидеть, как это происходит. Сначала о болезни разболтали по всей школе Нинка и Ленка. Как-то вдруг, в один день, вокруг стало пусто, а девочки перестали с нею разговаривать. А если она на перемене к ним подходила, смотрели с ужасом, будто она заразная. Ей стало страшно и больно, но зато она останется дома, с матерью и Николкой, и нет забора, через который не перелезешь!
Любка с тоской смотрела на звезды. Крупные, они равнодушно взирали на то, что творилось в подлунном мире. Два волшебника ушли, а вместе с ними все, о чем она могла мечтать. Но каждый раз, как проходил слушок, что видели волков, невольно прислушивалась, обращая внимание на все мелочи.
У нее не осталось на память даже портфеля, который кто-то изрезал бритвой.
В школе.
От воспоминаний защемило сердце, навернулась непрошеная слеза. Она уже не верила в придуманную ею сказку. И снова Любка подумала, что в жизни нет ничего, за что бы она могла держаться. Ни в школе, ни дома. Пожалуй, она уже верила матери, которая говорила, что стало бы легче, если бы не было ее. А если и не верила, как могла доказать, что это не так? Каких только обидных слов не придумывала мать, чтобы плюнуть в нее, а потом могла спокойно начать разговаривать, как будто ничего не случилось. А она в это время лишь смотрела на нее, потому что в груди не оставалось жизни – только боль и отчаяние.
Любка размазала слезы, сидеть в сугробе было холодно.
И голодно.
И с тоской подумала о том, что мать с Николкой уже, наверное, истопили печку и испекли картошку, и ждут ее, укрывшись теплым одеялом. Ей пока к ним было нельзя, свет в окне еще не погас. А значит, отчим не уснул и в любой момент может пойти их искать.
Теперь они жили в другом доме, недалеко от центра села. Переехали сразу после смерти бабушки. Она как раз пошла во второй класс. Раньше они жили на одном конце села – тот угол села еще считался самостоятельной деревней, которая однажды примкнула к центральной усадьбе, а сейчас дом стоял недалеко от центра, но тоже почти на краю. До крутых угоров, поросших соснами, где село заканчивалось, осталось шесть домов. Дом был старенький и маленький, без бани, без колодца, с покосившимися окнами и гнилыми бревнами – много хуже того, который они продали. Колодцев тут никто не копал, пользовались колонками. А бани у них и в старом доме не было, ходили к дяде Андрею, пока бабушка была жива. Но в последнее время мыться приходилось дома, между дядей Андреем и матерью пробежала кошка. А здесь баня была казенная, и близко, минут пятнадцать. Она Любке понравилась: воды навалом, и мойся хоть целый день, а еще недорого продавали веники.