Его сына, дедова родного брата, в 1938-м году большевики обвинили в антисоветской деятельности и, недолго думая, тоже расстреляли. Я читал архивные материалы этого дела. Расстреляли, можно сказать, без суда и следствия.
Дед в 1941-м ушел на фронт, в 42-м был ранен, попал в плен. Полгода пробыл в плену, после освобождения еще столько же – в концентрационном лагере, уже советском. Пока окончательно не убедились, что он не завербованный фашистский шпион. Ну как же – сын попа, брат предателя. Пофиг, что воевал. Вернулся домой дед физически и морально сломленным, после чего долго не прожил.
Вот и получается, что кого не убили коммунисты – убили фашисты. Не угробили фашисты – добили коммунисты. Людям у власти, судя по всему, всегда было плевать на простого человека как на личность. Главное, чтобы было кому умирать. За царя! За Ленина! За партию! За революцію гідності! За народную республику! Один век сменяет другой, меняются лозунги, меняются придумывающие их политики. А скандирующий эти лозунги народ, вознося на пьедестал очередного «избранника», как был, так и остается расходным материалом в политических играх. А кто не согласен с таким раскладом – объявляются предателями и тоже пускаются в расход.
Аналогии с происходящим сейчас в стране сами лезли в голову. И с этими мыслями я таки провалился в сон. Сколько проспал – не знаю. Проснулся от движения в камере. Сосед стоял над связанным пленником, который звуков уже не издавал. Попробовав пульс, он кратко резюмировал:
– Отмучился!
И подойдя к двери, постучал со словами:
– Помер человек. Заберите.
Двери открылись, зашли конвоиры, ножом срезали скотч и за ноги выволокли труп из камеры. За годы дежурств в опергруппе я повидал много трупов людей, умерщвлённых самыми разными способами. Так что видом жмурика меня не удивить. Но ещё никогда убийство не происходило на моих глазах. Только теперь я и убийцы поменялись местами. Я – заключенный, они – власть. И ничего с этим не поделаешь.
Спустя пару часов дверь снова открылась:
– На выход! – скомандовал мне вошедший конвоир.
Я встал, вышел в коридор. Тот закрыл двери на засов и резко бросил мне:
– Двигай!
Мы двинулись по коридору. Подвальный этаж здания обладминистрации был достаточно обустроен. Я по роду своей милицейской деятельности раньше бывал здесь пару раз. Помимо подсобных помещений вроде моей «камеры», тут были и нормально оборудованные кабинеты для технического персонала. А также холодильная камера при столовой. Напротив неё конвоир меня и остановил. Обитые металлом двери были открыты. Сама холодильная камера представляла собой комнату, стены и пол которой были обложены кафелем, а внутри установлен холодильный компрессор. До начала военных действий она использовалась по прямому назначению – для хранения продуктов. Но с тех пор многое тут изменилось. Стены камеры были забрызганы кровью, на полу – кровавые лужи. А двое мужчин бейсбольными битами забивали лежащего на полу человека. Молча и с энтузиазмом. Лежащий уже практически не шевелится, только слегка подергивался и стонал. Я отвернулся.