Тихим жалобным голосом умирающего человека он произнёс:
— Сауле, любимая, не знаю, что вчера было, но мне плохо… дай минералочки, пожалуйста.
Мягкое и горячее зашевелилось, и вскоре сбоку образовалась пустота, кровать скрипнула пружинами. Ваня слышал шорох одежды и громкие шаги по скрипучему полу, которые отдавались молоточками в висках.
Вскоре ему в руку уткнулся стакан, который он крепко схватил. С трудом приоткрыв глаза, он через маленькие щёлки увидел размытый стакан и прильнул к нему. Крепкая мягкая ладонь помогла ему удержать воду в дрожащей руке.
Полностью опустошив ёмкость, он тихо прошептал:
— Сауле, спасибо… Люблю тебя.
В ответ он услышал незнакомый хриплый голос, который шокировал его:
— Кончай называть меня чужим именем! Ты что, Иванов, с Уступовой меня спутал?
До этого глаза не хотели раскрываться, но сейчас они резко распахнулись. От этого мир не стал менее расплывчатым. Пошарив левой рукой, Ваня нащупал на прикроватной тумбочке очки и водрузил их на переносицу. Он с изумлением разглядывал полноватую шатенку, совсем не похожую на его супругу.
— Ты кто, йогурт мне в рот? Где мы? Почему мы были в одной постели?!
— О-о-о-о… — протянула девушка. — Да, Ванька, ты допился. Что, совсем меня не узнаёшь?
— Погоди, — сглотнул он сухой ком и изумлённо выпучил глаза. — Света? Йогуртом по губам! Баранова?! Но-о… Почему ты такая молодая и живая? Ты же умерла в тридцатом году!
На Ивана накатила волна ужаса. Мозги ещё не включились, а страх липкой волной охватил его.
— Типун тебе на язык! — возмущенно воскликнула Светлана. — Живая я!
— Но я же помню… Мы с женой тогда поехали к её брату на двадцать третье февраля, а тут у тебя сорок дней… Пришлось идти на поминки.
— Слышь, фантазёр, ещё одна такая херня, я тебе, бля, язык вырву! — с угрозой произнесла Света. — У тебя совсем кукуха поехала! Живёшь в своём выдуманном мире. Вчера весь вечер мне рассказывал свои фантазии…
— Фантазии? Какие?
— Что-то о том, что ты переместился во времени… В общем, нёс какой-то пьяный бред.
Тут внезапно в мозгу что-то щелкнуло, и мысли вернулись в черепную коробку. Резко всё стало на свои места. Ваня вспомнил, где он — дома. Только не у себя коттедже в тридцать пятом году, а в Барсуках в две тысячи втором! И нет у него сейчас жены Сауле, нету деток…
— Так, погоди, — помассировал он виски, которые прострелило болью. — Действительно чушь несу. Прости, Светлана. Чего только спьяну не ляпнешь.
— Так-то лучше, — расплылась широкая улыбка на щекастом лице Барановой. — И чтобы больше такого не было!
— Какого? Как ночью?