Не знаю, чем закончился бы наш разговор, если бы я не увидел матроса-китайца, который помогал мне в общении прошлый раз. Я призывно замахал ему руками и для пущего результата добавил словами:
– Нужна помощь! Я заплачу!
Матрос-китаец сразу понял, что мне нужно. Причем, он совсем не удивился, когда узнал, что я хочу отдать Генриха в ученики.
– Хорошо, хорошо, – проговорил он и стал быстро что-то говорить портнихе.
Та слушала, кивала головой, потом посмотрела на меня, на Генриха и … рассмеялась.
– Мальчик, работа, хорошо, – она чуть приподнялась с палубы, схватила Генриха за рукав и стала тащить к себе.
– Садись рядом с ней, – помог нам разобраться с ее действиями матрос-китаец.
– 10 долларов, – продолжила китаянка.
– 3 доллара и 10 долларов, – уточнил я.
– Нет, нет. 10 долларов, – замотала головой портниха.
– Два костюма, – я показал два пальца. – 10 долларов, но один костюм мальчик должен сшить сам. Хорошо?
Матрос-китаец честно заработал пол доллара. Он стоял рядом со мной и переводил мои слова. В конце концов, я решил, что стороны поняли друг друга и оставил Генриха заниматься шитьем до обеда.
Все-таки деньги хорошие слуги. Сейчас я стоял на верхней палубе и наблюдал, как внизу среди китайцев сидит Генрих и что-то там шьет. Что ему поручила китаянка, я не знаю. Время от времени, он морщится, то ли от того, что колется иголкой, то ли еще по какой-то причине. Таким образом, Генрих при деле, а я на какое-то время получил свободу действий. И все это благодаря деньгам. Никчемные зеленые бумажки, которые, казалось бы, даже на хлеб не намажешь, но которые заставляют вращаться мир.
Но не только деньги движут миром. Еще есть жажда славы и признания. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел, как на нижней палубе кучкой стали собираться пресвитерианцы-пилигримы, которые ехали третьим классом. Вчера вечером пастор за ужином в капитанском салоне объявил, что найдет, украденные у капитана Хемпсона, часы, чем вызвал определенный фурор. На все вопросы «Как вы это сделаете?», он отвечал, он и его единомышленники несколько дней будут молиться.
– И что будет тогда, когда вы закончите молиться? – спросила миссис Донахью.
– Все просто, – отвечал пастор. – Вор раскается в содеянном и вернет часы.
Это было сказано с таким простодушным выражением лица и звучало так наивно, что даже военные не засмеялись.
– А если все же не раскается? – продолжала допытываться миссис Донахью.
– Не знаю, – также простодушно ответил пастор и посмотрел на меня. – Что-то должно произойти и это укажет мне того, кто украл часы.