Питер Хилл подошел к кровати, на которой лежала Эмма.
– Здравствуй, Эмма. – Питер решил сказать все, как можно быстрее. Все равно ничего нельзя было поделать.
– Эмма, я продал это здание и не знаю, что с ним будет делать новый хозяин, – быстро заговорил он.
Все так и было. Город стремительно рос. Маркет стрит стала его центральной улицей и таким невзрачным домикам, одним из которых владел Питер Хилл, было на ней уже не место. Те люди, которые решили купить это здание и на его мести построить что-то более стоящее, поступили с Питером Хиллом еще по-божески. Они прислали к нему адвоката, который предложил невысокую, но вполне терпимую цену за здание. А могли бы прислать не адвоката, а бандитов, которых еще хватало в горах Калифорнии.
– Сам я уезжаю к сыновьям на Восточное побережье. Арендную плату мне можете не платить. Насколько я знаю, они собираются всех выселять через две недели.
Питер Хилл собрался было уйти, но потом сделал, то чего не собирался делать.
– Прости Эмма, – сказал он и стал быстро подниматься по ступенькам. На волю, к глотку свежего воздуха.
За все время разговора Эмма не проронила ни звука, хотя ее глаза были открыты и, казалось, что она внимательно слушает Хилла. Высшие силы милостивы к человеку в тот момент, когда он приближается к своей последней черте. Эмоции и чувства притупляются. Раньше, до болезни услышанное, скорее всего, вызвало бы у Эммы слезы, теперь принесло только легкую грусть.
– Мама, мама, – послышался мальчишеский голос. – Фрау Бергман дала нам немного бульона.
Сверху, прижимая к себе небольшую кастрюльку, спускался ее сын Генрих.
– Мама, я сейчас накормлю тебя бульоном. Фрау Бергман говорит, что это очень полезно. А еще мистер Деклер дал мне пол доллара за то, что я срезал волосы в его ране на голове. Он говорит, что из меня получится доктор.
Генрих покормил мать, а потом стал делать, то что ему приходилось делать каждый день. Помочь матери сходить в туалет, обтереть влажной тряпкой ее тело, поменять белье в постели, а потом с грязным бельем бежать на реку, чтобы его постирать.
Генрих снова ушел. Эмме было хорошо. Она была сыта. Ее постель не была мокрой, а забота сына согрела душу. «Мальчик растет самостоятельным, а когда вырастет, то станет доктором». С этой мыслью Эмма заснула.
Дейвидх Маккелан шел по Маркет стрит. Было начало дня. С океана на Сан-Франциско наполз туман, но это не могло испортить настроение тому, кто провел свою юность в горах Шотландии. Поднявшееся солнце скоро нагреет воздух, и туман рассеется.
Дейвидх Маккелан любил этот город, хотя здесь его все чаще называли не Дейвидхом, а просто Дэвидом. Это не задевало Маккелана. Старое имя было дано ему в какой-то другой жизни, которая сейчас казалась далекой и не настоящей. В той далекой жизни время текло медленно и неповоротливо. Здесь, в этой новой жизни, все было по-другому. Здесь не надо было иметь кучу благородных предков, чтобы жить достойно. Надо было быть только смелым, умным и настойчивым в достижении своих целей. Именно таким и считал себя Дейвидх Маккелан. А Маркет стрит была этому подтверждением. Восемь различных зданий на этой улице либо принадлежали Маккелану, либо он был их совладельцем, разделяя их владение с не менее успешными людьми.