Даже Гай за пару коротких часов сумел разгадать чувства Вилла. И только она сама ни разу не заподозрила, не заметила его глубокой, горячей и так тщательно скрываемой любви.
– Я была слепа! – прошептала Марианна, закрывая глаза.
– К счастью для всех! – резко ответил Вилл. – И Робин, и я – мы очень старались держать тебя в неведении ради нашего общего блага.
Марианна распахнула глаза:
– Робин знает?
– Мне от него ничего невозможно скрыть, как и ему от меня, – усмехнулся Вилл. – Мы знаем друг друга столько лет, что каждый видит другого насквозь. Только однажды мы оба тоже ослепли – когда ты очутилась в Шервуде. – Посмотрев Марианне в глаза, он погладил ее по волосам и сказал: – Не беспокойся, Мэриан! Если мы останемся живы, а я очень на это надеюсь, то я никогда ни словом, ни взглядом не нарушу твоего спокойствия. Обещаю тебе!
Вилл отвернулся и устало прислонился затылком к стене. Марианна с грустью смотрела на его лицо, исполненное спокойной уверенности. Красивое, печальное лицо воина, никогда не отступающего от данного слова.
– Мне очень жаль, Вилл! – прошептала она.
– А мне нет, – ответил он, глядя перед собой. – Мое сердце было мертвым после гибели Элизабет. Ты оживила его и заставила биться вновь. Уже только ради этого, если бы время повернулось вспять, я пожелал бы, чтобы повторилось все, что произошло. Даже то, как я напугал тебя ночью в июле, потому что довел этим до слез, которые и тебя возродили к жизни.
Марианна медленно провела рукой по руке Вилла и тихо попросила:
– Поцелуй меня!
Он повернул ее голову так, чтобы видеть глаза Марианны, и с усмешкой спросил:
– Опять жалеешь меня, Саксонка?
– Нет, прошу.
Ее лицо исказилось. Разговаривая с ней, Вилл почти забыл о том, как она измучена. Сейчас же, при виде ее подрагивавших губ, сжимавшихся, чтобы удержать стон, он вспомнил об этом.
– Мэриан! – выдохнул Вилл и провел ладонью по ее лицу, стирая судорогу боли.
Она молча смотрела на него жаркими блестящими глазами, и он склонился над ней, осыпал нежными поцелуями ее лицо и, наконец осмелившись, прикоснулся губами к ее губам. Она вздохнула, расслабилась и приоткрыла губы, отвечая ему. И тогда он, забыв, где они, прильнул к ее рту, целуя так, как целовал только в мечтах: страстно, со всем жаром своего сердца, не в силах оторваться от ее искусанных в кровь губ. Но даже такие – опухшие и соленые от крови – они были сладостны и желанны, и он долго не мог заставить себя прервать поцелуй.
Глядя Виллу в глаза, Марианна ласково прикоснулась кончиками пальцев к его щеке и, прежде чем уронить голову ему на плечо, прошептала: